Управляемый хаос

Стив Манн. Реакция на хаос Рубрики » Управляемый хаос

altЯ хотел бы поговорить об искусстве внешней политики. А также об искусстве стратегии. И об искусстве дипломатии. И конечно, об искусстве войны. Сами по себе это расхожие фразы. Но я думаю, что в этой идее искусства и политических дел заложена более глубокая истина. Эта правда относится к крайней потребности людей в порядке. Такова уж миссия западного искусства - и западного взгляда - в навязывании природе формы и в назывании этой формы замечательной. Искусство состоит в войне с природой. Именно искусство внешней политики стремится навязать структуру среде и построить благостную стабильность. Не зря мы обращаемся ко всем этим "искусствам".

Таким образом, обсуждая искусство, я подчеркиваю, что речь идет не просто о хаосе, но это взгляд практика на то, как мы реагируем на хаос. (Здесь я достаточно вольно цитирую Камиллу Палья и экстраполирую ее тезис в политику.) То, что мир хаотичен - это также общие слова. Даже в политическом сообществе, где многие из нас зарабатывают на жизнь, подобное утверждение стало общим местом.

На практике, однако, мы, Соединенные Штаты, с осторожностью выходим за рамки общих мест, когда сталкиваемся с фактом и с последствиями хаоса, или, лучше сказать, с динамичной природой мира. Почему это трудно? Почему трудно рассчитать, каковы будут последствия для нашего политического направления? Давайте вначале вернемся к тому, что мы находимся в хаотическом мире.

Аргумент, который я хотел бы привести, состоит в том, что международные отношения предъявляют нам характеристики самоорганизующейся критичности (SOC).Вкратце принцип SOC состоит в следующем: "многие сложные системы естественным образом эволюционируют до критической стадии, в которой незначительное событие вызывает цепную реакцию, способную затронуть многие элементы системы". Хотя сложные системы производят больше незначительных явлений, чем катастроф, цепные реакции любого масштаба являются интегральной частью динамики.

Согласно теории, механизм, приводящий к незначительным событиям, - это тот же механизм, который приводит к значительным событиям. Более того, сложные системы никогда не достигают равновесия, а развиваются от одного метастабильного состояния к другому. Пять лет назад термин SOC привлек меня именно тем, что понятие "новый мировой порядок" казалось мне трудно представимым. С чем бы мы не встречались в международных делах, это не был порядок.

Но у этого понятия «выросли ноги»: оно теперь встречается даже в программке этой конференции. Оставив в стороне неудачные конспирологические аспекты данного определения, которые спровоцировали паранойю милиций (самодеятельных структур ополчения) в США, отметим, что оно некорректно. Я бы заметил, что ситуация скорее описывается концепцией постоянной критичности. Международная обстановка сложна, динамична и постоянно изменяется. Мир представляется ареной кризиса.

Разрушение старой парадигмы упорядоченной, биполярной международной обстановки предполагало возникновение ностальгии по стабильности на международной арене. Отсюда - "новый мировой порядок". Мы же имеем дело с чем-то совершенно другим. Посмотрите на беспрецедентное число международных кризисов за последние 5 лет - Сомали, Гаити, Босния, Центральная Африка, Чечня.

Я уже не говорю о второстепенных (с американской позиции) кризисах, вроде Абхазии и Кашмира. Я думаю, что мы пребываем в обстановке, где непредсказуемые трансформации приводят к постоянным изменениям в международной обстановке - притом, что вся система сохраняет удивительную степень устойчивости. Модель самоорганизующейся критичности вполне описывает эту обстановку.

Для того чтобы события дошли до уровня критичности в глобальном масштабе, требуется существенно усложненная международная система.

Для достижения подлинной глобальной критичности – процесс, который мы наблюдаем в двадцатом веке, необходимы следующие предпосылки: эффективные методы транспорта; эффективные методы массового производства; большая свобода экономической конкуренции; повышение экономических стандартов, вытесняющих идеологию (когда борьба за выживание выиграна, для идеологии не остается места); эффективные массовые коммуникации, и повышение ресурсных потребностей.

Думаю, что это еще не исчерпывающий список, но данные вопросы представляются мне необходимыми предпосылками для глобальной критичности. Можно вместо этого говорить о глобальной "сложности", это тоже общее место, обычно определяемое "глобальной взаимозависимостью". Но мне кажется, что более продуктивно говорить об этом с позиций глобальной критичности.

Конечно, так можно зайти слишком далеко. Социальные науки зачастую субъективны. Теория хаоса стала тенденцией. Легко переоценить силу теории. Это ведет нас к вопросу о том, что является живым, а что воспоминанием. Существуют ли хаос и самоорганизованная критичность в качестве действительных принципов международных отношений или мы имеем дело с ощущениями и метафорами. Вице-президент Гор назвал критичность "неодолимой как метафора". Это, правда, и нам следует проявлять осторожность. Люди крайне нуждаются в стабильности, и один из путей, которым мы можем удовлетворить эту потребность, является поиск парадигм.

Мы считаем реальность прирученной, если находим для нее классификацию или описание. Но я более не отношусь к критичности как к метафоре. Я думаю, что процесс является реальным, а не кажущимся. Я думаю, что действия международных игроков являются подлинным проявлением хаотической обстановки, и что во взаимодействии большого количества игроков с высокими степенями свободы мы видим самоорганизующуюся критичность в международном масштабе.

Идея хаоса и критичности на общественной арене становится все более общепринятой. Я читаю о применении тории хаоса к экономике. Меня особенно интригует внимание к теории динамических систем со стороны психоаналитиков.

Меня впечатляет смелое применение этих теорий к "мягким" наукам, трудно поддающимся количественной оценке и предполагающим высокий риск субъективизма. И я думаю, что мы-то, стратегические аналитики, должны, тем более, справиться с подобными исследованиями. Один из психоаналитиков, д-р Галатцер-Леви, утверждает: "Теория хаоса возникает из осознания того, что сделать невозможно". Вспомните тот дискомфорт, который я уверен, многие из нас испытывали, когла пытались придать смысл «Новому мировому порядку». Применяя теорию хаоса к психоанализу Галатцер-Леви пишет: "Каждая достаточно сложная система непредсказуема в деталях на длительный период времени. Конечно, человеческий мозг является такой системой". А если мы имеем дело с продуктом деятельности миллионов человеческих разумов в интерактивной, респондирующей системе, не будет ли обоснованным полагать, что теория хаоса применима и к нашей частной науке?

Галатцер-Леви полагает, что он находит в психоанализе такие динамические феномены как странные аттракторы и самоподобие. Ранее два других аналитика, Сашин и Каллахан, создали модель аффекта — эмоционального ответа на стимул — опираясь на теорию катастроф. Нам следует подходить к этим концептам как реальным феноменам, а не просто метафорам. В нашей области нас должны вдохновлять работы этих наблюдателей; нам следует развивать соответственную модель международных отношений, включающую в себя динамическую теорию систем.

Успешная модель — если она может быть создана — будет охватывать военную стратегию, торговлю и финансы, идеологию, политическое устройство, религию, экологию, массовые коммуникации, здравоохранение и меняющиеся гендерные роли. К лучшему это или к худшему, но сумма данных факторов составляет сегодня международные отношения. История одного лишь XX века предоставляет достаточно свидетельств идеи критичности — хотя здесь мы опять же должны быть осторожны с субъективными интерпретациями.

История этого века демонстрирует периодический паттерн, проходящий критическое состояние, катастрофическое изменение, последующее изменение порядка и период метастабильности, который ведет к следующей последовательности. (Я рад здесь повторить слова Ричарда Куглера). Внешнеполитическими пиками века была первая мировая война, вторая мировая война, и завершение холодной войны. Вспомните, что происходило в контексте первой мировой войны: гибель 10 миллионов человек, другие бесчисленные жертвы, возникновение советского государства, европейская революция, масштабная пандемия гриппа. Все это начиналось с вроде бы незначительного события - убийства эрцгерцога Австрии. Вторая мировая война также начиналась с незначительных событий, начиная с 1931 года.

Коллапс советской империи - третий пример глобального критического изменения. Мне кажется, что мы здесь согласны в том, что мы в действительности не понимаем период после этого коллапса. Борьба Запада с Востоком удерживала крышку на котле. Коммунизм подавлял дестабилизирующие феномены национализма и преступности; в СССР строго подавлялись криминальные группировки, зато была "Коза Ностра" номенклатуры. Теперь, по окончании "холодной войны", мы сталкиваемся с неприятными издержками свободы - в Чечне ли, на Балканах, в Карабахе, или в распространении русской мафии. В терминах нашей теории степени свободы значительно возросли.

Однако на это можно посмотреть по иному: тот факт, что великая "холодная война" предохраняла нас от нарастающего хаоса, от подлинного динамизма в мире, и только сейчас мы осознаем масштаб мировых вызовов - экологически кризис, нехватка воды, изменения климата, дисфункциональные национальные культуры и деградация (breakdown) нации-государства. Ответ на все эти вызовы является явно неполным, и это очень сложная область.

В каждом из трех кризисов века мы оказались неспособны предвидеть масштаб перемен. (...) Для меня как дипломата интереснее всего политический ответ на вызовы, в особенности американский.

Фундаментальным ответом на хаос этих событий была вполне естественная попытка навязать порядок, обуздать природу. И это понятно: два предыдущих кризиса были крайне болезненными. И конечно, люди жаждут стабильности. А мы воспринимаем хаотические процессы как угрожающие.

Нам следует, однако, не оглядываться на бури этого века, а обратиться к фундаментальному уровню динамической теории систем - математическому. Мандельброд в своей замечательной книге "Фрактальная геометрия природы" описывает канторовскую пыль и называет ее "еще одним ужасным математическим объектом, обычно воспринимаемым как патологический". Далее он замечает, что кривую Кантора многие называют "чертовой лестницей".

Мы видим, что тот же порядок математических объектов именуется "галереей монстров" - сам Мандельброт создает "фрактального дракона". Все иррегулярное, дискретное, необычное нас пугает. То же - на политическом уровне.

Но я думаю, что нам очень важно это осознавать и наблюдать за этой мощной тенденцией в нас самих, внутри нашей корпорации. Таким образом, мы увидели, сколь велики были усилия западных политиков по разработке стабильной структуры международных отношений для предупреждения возможности повторения таких событий.

После катастрофы и передела мира в Первой мировой войне у нас была Новая дипломатия, которая привела к амбициозным попыткам создать Лигу Наций, Всемирный Суд, вашингтонские морские конференции, женевские переговоры по разоружению, и конечно, пакт Келлога-Бриана. Интересно, что эта попытка приручить хаос в международных отношениях сопровождалась насаждением "нормальности" во внутренней политике. В итоге провалился и пакт Бриана-Келлога, и "сухой закон" в США.

Бумажные рестрикции добропорядочных дипломатов, прежде всего в Мюнхене, никак не соответствовали бурлящей реальности. После Второй мировой войны руководство созданием международных структур взяла на себя Америка. И пятидесятые годы оказались значительно спокойнее двадцатых.

В ответ на концепцию CLAW доктора Гелл-Манна я предлагаю концепцию SLAW - Особо Острое Неприятие Благоглупости. Вспомните последние годы СССР. Когда начался коллапс? Не в 1989 ли году? Но даже после августа 1991 года Белый Дом реагировал по архетипическому типу реакции - в пользу структуры. Когда сообщили о путче, Буш заявил: "Мы ожидаем, что Советский Союз будет полностью выполнять свои международные обязательства". А потом: "Мы теперь мало что можем сделать" - и сослался на Горбачева в прошедшем времени, обнаруживая, что на пике этой перемены США мечтали о максимальной степени стабильности.

Все эти неуместные комментарии родились из страха перед хаосом. Между прочим, сам Горбачев, когда его спрашивали, как он оценивает свой вклад в ситуацию, говорил: "динамичность, динамизм".

(...) Долговременные задачи международного права, конечно, благородны. Но мы всегда должны принимать в расчет цену, которую нам приходится платить уже в ближайшее время.

То же касается применения миротворческих сил. Оно не должно превращаться в создание псевдостабильности. Вместо этого мы должны стремиться к интенсивным, активным изменениям в обществах, находящихся в конфликте. И надо помнить, что говорил Джордж Шульц: ни один исход урегулирования не бывает справедливым для всех. Кроме того, право часто не применяется в сегодняшней реальности, которая основана на конфликте. (...)

Я хотел бы высказать одно пожелание: мы должны быть открыты перед возможностью усиливать и эксплуатировать критичность, если это соответствует нашим национальным интересам - например, при уничтожении иракской военной машины и саддамовского государства. Здесь наш национальный интерес приоритетнее международной стабильности. В действительности, сознаем это или нет, мы уже предпринимаем меры для усиления хаоса, когда содействуем демократии, рыночным реформам, кода развиваем средства массовой информации через частный сектор.

Еще одно пожелание – уделять больше внимания вопросам окружающей среды и вопросу о ресурсах.

(...) Конечно, для нас, как стратегов, важно одержать триумф над хаотической природой происходящего и навязать свое искусство дипломатии или войны, но прежде нужно воспринимать мир таким, каков он есть, а не таким, каким нам бы хотелось его видеть.


 

Сокращенный перевод статьи: Steven R. Mann. The Reaction to Chaos // Complexity, Global Politics, and National Security. Edited by David S. Alberts and Thomas J. Czerwinski. National Defense University Washington, D.C. 1998.

Публикуется с любезного разрешения Института национальной обороны (Вашингтон, США).

Об авторе

Родился в 1951 году в Филадельфии (США). Владеет английским, немецким и русским языками.

В 1973 г. закончил Оберлинский колледж (Oberlin College), получив степень бакалавра по немецкому языку.

В 1973-1974 гг. специализировался по предмету «немецкая литература» в Корнуэльском университете (Cornell University), Нью-Йорк, получив степень магистра.

С 1976 г. - на дипломатической службе.

Начинал карьеру в качестве сотрудника консульской службы в посольстве США на Ямайке.

Затем работал в посольстве США в СССР. Следующее место службы - Отдел по вопросам Советского Союза в Госдепартаменте США (Вашингтон).

В период службы в Госдепартаменте работал в Операционном Центре (круглосуточно функционирующем кризисном центре в Вашингтоне).

В 1985-1986 гг. являлся сотрудником-стипендиатом Института Гарримана по углубленным исследованиям Советского Союза при Колумбийском университете (Fellow of the Harriman Institute for Advanced Soviet Studies at Columbia University) в Нью-Йорке, получив вторую степень магистра – по политологии.

Был первым временным поверенным в делах (Charge d'Affaires) США в Микронезии (Колонна), открыв там в 1986 г. посольство США.

В 1988 г. открыл посольство США в Монголии также в качестве временного поверенного в делах (Charge d'Affaires ).

В 1991 г. с отличием (Distinguished Graduate) закончил Национальный военный колледж (National War College) в Вашингтоне.

С 1991 по 1992 гг. работал в офисе секретаря по обороне, курируя вопросы России и Восточной Европы.

Был первым временным поверенным в делах США в Армении (1992 г.).

Затем в 1992-1994 гг. - заместитель посла США на Шри-Ланке.

В 1995-1998 гг. работал директором отдела Индии, Непала и Шри-Ланки в Госдепартаменте США, продолжая заниматься исследованием проблем нелинейных систем, конфликтологии и военного искусства.

С 12 января 1998 г. по май 2001 г. был послом США в Туркменистане.

С 22 мая 2001 г. Посол Стивен Манн являлся старшим советником Государственного департамента США по дипломатии энергетических проблем региона Каспийского бассейна (Ambassador Steven Mann, Senior Advisor on Caspian Basin Energy Diplomacy, US Department of State) Будучи главным представителем американских энергетических интересов в регионе, лоббировал проект АБТД.

В 2003 г. служил в Ираке, в штате временной коалиционной администрации (Coalition Provisional Authority), отвечая за передачу Программы ООН «Нефть в обмен на продовольствие» (UN Oil-for-Food Program) под эгиду сил Коалиции.

В августе 2004 г. назначен специальным представителем по переговорному процессу, связанному с формированием и реализацией американской политике, направленной на продвижение мирного разрешения конфликтов на постсоветском пространстве (Нагорный Карабах, Абхазия, Приднестровье, Южная Осетия (Special Negotiator responsible for the formation and conduct of U.S. policy to promote the peaceful resolution of conflicts in Nagorno-Karabakh, Abkhazia, Transnistria and South Ossetia).

Должность специального представителя по переговорному процессу в целях урегулирования конфликтов в Евразии (Special Negotiator for Eurasian Conflicts /EUR/SNEC/) входит в состав бюро по делам Европы и Евразии Государственного департамента США (Bureau of European and Eurasian Affairs), возглавляемого помощником госсекретаря Даниелем Фрайдом (Assistant Secretary Daniel Fried).

Официальное наименование занимаемой им в Госдепартаменте позиции: Senior Advisor for Eurasia and Special Negotiator for Nagorno-Karabakh and Eurasian Conflicts. В этом качестве первый зарубежный визит Стивен Манн совершил в Грузию.

Посол Стивен Манн является также американским сопредседателем в Минской группе по Нагорному Карабаху (U.S. Co-Chairman of the OSCE's Minsk Group on Nagorno-Karabakh).

Ambassador Steven Mann, Special Negotiator for Nagorno-Karabakh and Eurasian Conflicts, Bureau of European and Eurasian Affairs, Office of the Secretary, United States Department of State, Washington DC, USA.

Biography of Steven R. Mann Senior Advisor for Eurasia

Ambassador Steven Mann has been named the Special Negotiator for Nagorno-Karabakh and Eurasian Conflicts, in addition to his position as Senior Advisor for Caspian Basin Energy Diplomacy.

As the senior U.S. official responsible for Caspian energy issues, Ambassador Mann has been heavily involved in realizing the Baku-Tbilisi-Ceyhan (BTC) pipeline and in the successful launch of the Caspian Pipeline Consortium (CPC) line, among a wide range of other Eurasian energy issues. He will continue his Caspian energy responsibilities while acting as Special Negotiator. In 2003, he served on the staff of the Coalition Provisional Authority in Iraq and managed the transition of the UN Oil-for-Food Program to Coalition auspices.

Ambassador Mann is a Pennsylvanian who joined the Foreign Service in 1976. He has served in a number of foreign and domestic assignments, including postings to Moscow, Jamaica, and Sri Lanka. He opened the first United States Embassies in Armenia, Micronesia, and Mongolia and served as the first American Charge d'Affaires in those nations. He has had a number of Washington assignments, including management of U.S. relations with India from 1995 to 1998. From 1998 to 2001, he served as the United States Ambassador to Turkmenistan.

In 1985-86, Ambassador Mann was a Fellow of the Harriman Institute for Advanced Soviet Studies at Columbia University. He is a 1991 Distinguished Graduate of the National War College.

Ambassador Mann was born in Philadelphia in 1951. He holds an A.B. degree from Oberlin College and M.A. degrees from Cornell and Columbia Universities. His languages are Russian and German.

Мечта и катастрофа: смена прописей мира

Мечта и катастрофа: смена прописей мира

Александр Неклесса

Мир индиго. Беседа вторая

Беседа вторая. Мечта и катастрофа: смена прописей мира

 

Дело не в предсказании, а скорее в управлении
Джон фон Нейман

…мы должны быть открытыми перед возможностью усиливать и эксплуатировать критичность, если это соответствует нашим национальным интересам — например, при уничтожении иракской военной машины и саддамовского государства. Здесь наш национальный интерес приоритетнее международной стабильности. В действительности, сознаем это или нет, мы уже предпринимаем меры для усиления хаоса, когда содействуем демократии, рыночным реформам, когда развиваем средства массовой информации через частный сектор.
Стивен Манн

 

Новый мировой беспорядок

— Александр Иванович, в постиндустриальном мире формируется влиятельный слой, который Вы называете «людьми воздуха» или «новым интеллектуальным классом». Его специфическое поле деятельности — созидание смыслов и проектирование образов будущего, операции с культурным капиталом и другими нематериальными активами, реализация высоких управленческих, геополитических и геоэкономических технологий. Это общий вывод из нашей предыдущей беседы. Давайте поговорим теперь более конкретно о самих технологиях.

— Согласен. И чтобы обозначить русло беседы, отмечу: в многолюдном, усложняющемся мире, где мы обитаем, складывается иной формат социального акта. Одновременно рождается инновационная методология познания и действия, основанная на восприятии космоса людей как бурлящей реальности — динамичной, адаптивной и нелинейной системы.

Отсюда проистекает обновление методов и принципов социопроектирования, на которых построены управленческие технологии.

Реформация статуса человечества как системы связана не только с процессами глобализации. Мы вступаем в нестабильный мир «раскованного Прометея» — мир, в котором обитает множество субъектов действия, освобожденных технологической цивилизацией от ряда земных обременений и получивших дополнительные степени свободы, различным образом понимая и воплощая при этом смысл и цели бытия.

Усложнение образа социальной вселенной на пороге XXI века отчасти напоминает пересмотр картины мира физического, который произошел в начале ХХ столетия и был отмечен рождением теории относительности, а также квантовой физики. Антропологическая галактика сегодня перестает восприниматься как уверенно расчерченная на клеточки шахматная доска, где одна мозаика порядка время от времени сменяет другую. Достижение же нового порядка — качеств диссипативной структуры — представляется все более проблематичным.

Завоевывает признание заметно иной взгляд на планетарное сообщество, как на новый мировой беспорядок — диффузный мир, субстанцию многоаспектную, энергийную, чрезвычайно подвижную, подчас турбулентную. В социальном же проектировании утверждается принцип самоорганизованной критичности, согласно которому поведение сложной и сверхсложной системы — такой, скажем, как погода, финансы или траектория современного общества, — связано с возможностью пересечения ею предельных состояний и вероятностью лавинообразных следствий.

Одно из ключевых свойств приоткрывающегося космоса третьего тысячелетия — его глобальная критичность, растущая неопределенность, нелинейность, когда вероятность событий плохо предсказуема, равно как их масштаб, поскольку грандиозные последствия в усложняющемся мире в принципе может вызвать даже небольшое изменение отдельного параметра. Таким образом, субъекты действия не просто умножаются, но обретают иной ранг. А ценность политической или экономической акции в «предприятии на полном ходу» все чаще определяется ее своевременностью и уместностью.

В итоге результат меньше зависит от затраченных усилий, но в возрастающей степени определяется когерентностью с мобильной ситуацией — направлением бессознательных силовых линий многолюдной системы. В свою очередь фокусируемых внешним (идеологическим, психологическим, культурным, мировоззренческим, метафизическим) аттрактором — этой своеобразной «моделью поведения». Кроме того, мы не можем полноценно реализовать желаемый статус, не только игнорируя целостность и полноту системы, но и без учета меняющегося ее положения относительно других шкал и связностей.

Логика постсовременного мира не совпадает с рациональностью современного человека. Иными словами, ряд наших прежних представлений о порядке есть форма редукции истинного положения вещей, а попытки долгосрочного планирования в мире многочисленных подвижных объектов оказываются весьма уязвимыми…

— Ну, а как же новые технологии?

— Новые технологии «затачиваются», специально нацелены на управление объектами и событиями в условиях подобной мерцающей реальности: возрастающей неопределенности и плохо предсказуемой трансформации при высокой роли антропологического фактора. Если сказать короче, то речь идет о способах управления сложными объектами в условиях, приближенных к хаосу. Поэтому нас интересует не столько факт, сколько тренд; искусство чтения текста, а не навыки произнесения слов. Постулаты же прежнего знания о мире нередко оказываются ложными, ибо бренны и преходящи. Довлеет вековая привычка больше думать о вещах и конструкциях, нежели о людях и энергиях, о событиях свершившихся, а не о приходящих возможностях. Человечество долго жило в землянке на берегу «синего моря» — неспокойного океана, который еще предстоит пересечь…

В сегодняшнем мире возрастает «роль личности в истории», значение деятельного и амбициозного человека. «Господин воздуха», человек-предприятие (manterpriser), становится влиятельным актором на планете, как в роли конструктора, так и деструктора. Сгущая и деятельно формируя пространства общественной топографии, он очерчивает горизонты будущего театра действий, который в одном из важнейших аспектов можно охарактеризовать как власть без государства.

В подобных обстоятельствах сверхгибкие антропологические системы становятся все более конкурентоспособными по отношению к сложившимся социоструктурам. Человек — насельник и творец социовселенной, ее демиург и законодатель, способный реализовать разные версии прогностического текста. Люди, будучи сверхсложными организмами и побуждаемые необходимостью не только жить, но также эффективно действовать в стремительно меняющихся условиях, активным образом соучаствуют в трансформационных процессах и в их осмыслении. Создавая новое поколение высоких социальных и гуманитарных технологий, основанных на таких принципах и подходах, как потоковые модели социума, концепции фазового пространства и управляемого хаоса, рефлексивный и матричный методы проектирования/управления и даже размышления о загадочных «пост-диссипативных» структурах.

Генезис подобных технологий познания и действия тесно связан с судьбой институтов и персонажей, которые их создают.

— Вы говорите о знаменитых «фабриках мысли»?

— «Фабрики мысли» (think tanks) — один из этапов развития научных институтов в прошлом столетии. В ХХ веке происходила активная индустриализация науки, развитие — в соответствии с заветами соединявшего истину с полезностью Фрэнсиса Бекона — ее прикладного, технологического аспекта. Возникает новый тип исследовательского заведения: военно-промышленная лаборатория (в России — КБ, «шарашки», «закрытые города»), демонстрируя одновременно социальный потенциал подобных конструкций. В США процесс развивался в русле проектного подхода, яркие примеры — «Манхэттенский проект» и впоследствии — проект «Аполлон»; в России таким стержнем стал Атомно-космический проект (а его социальной ипостасью — реформированная в ходе реализации проекта Академия наук, а затем футуристический замысел «академических городков»).

Следующее поколение интеллектуальных предприятий — упомянутые Вами «фабрики мысли». Это сугубо американское достижение: к революционному рубежу 60–70-х годов количество подобных интеллектуальных предприятий в США исчислялось сотнями.

— В чем же особенность «интеллектуальных фабрик» как научных институтов?

— Главный объект исследовательской деятельности в «фабриках мысли» — алгоритм практического решения комплексной проблемы на основе отработанной в годы войны технологии исследования операций. Основная особенность подобных предприятий — связь исследовательского цикла с процессом принятия решений в сферах политики, военного планирования, бизнеса или крупных социальных инициатив. А подчас также решение задач семантического (смыслового) прикрытия или психологического программирования.

— «Фабрики мысли» — это и есть механизм формулирования идей нового класса?

— В известной мере, да. Интеллектуальные корпорации, все чаще занимаясь исследованием социальных и политических проблем, сливаются с инфраструктурой влиятельных советов и закрытых клубов. В середине 60-х годов, во многом под воздействием развития термоядерного оружия в условиях биполярного противостояния, возникает масштабный социальный и политический замысел. (Его, вспоминая проект, принадлежащий основателю Римского клуба Аурелио Печчеи, а возможно и в результате некоторой путаницы, порою ретроспективно и условно обозначают как «Проект-69», задуманный с целью проанализировать осуществимость долгосрочного планирования в глобальном масштабе.) Шаги по воплощению данного проекта воздействовали и на процесс, который сейчас именуется «глобализацией».

Реализация подвижек в мировой системе управления началась с провозглашения президентом Линдоном Джонсоном в октябре 1966 года (в разгар военных действий во Вьетнаме) идеи приложить «решительные усилия к долгосрочному укреплению взаимосвязей» — строительству моста между Западом и Востоком. Затем последовали поездка Макджорджа Банди по пяти европейским странам, включая СССР, и встреча американского президента с советским премьером Алексеем Косыгиным (большей частью «с глазу на глаз») летом 1967 года на полпути между Нью-Йорком и Вашингтоном — в местечке Гласборо. Инициировав тем самым долгосрочный переговорный процесс по разрядке международной напряженности, ограничению и сокращению стратегических вооружений, а также постройке «моста» между двумя странами.

В результате были образованы переговорные площадки и влиятельные международные организации, занятые глобальной пасификацией, созданы системы регионального и глобального контроля (международные регулирующие органы). А также ряд неправительственных институтов, в которых велась концептуальная разведка динамики социальной среды, исследовалась глобальная проблематика, развивался комплексный подход в общественных дисциплинах с акцентом на активном представлении будущего. Что, конечно же, повлияло на ход новейшей истории.

Кстати, замечу в качестве маргиналии: междисциплинарное знание и транснациональное мироустройство имеют нечто общее в своей структуре и онтологии.

— Глобализация — спланированный процесс?

— Смотря, что понимать под словом «спланированный». Глобализация имеет ряд глубоких исторических мотиваций, но борьба за ту или иную формулу их реализации, безусловно, имела место.

Дело в том, что к 70-м годам прошлого века накопился большой опыт работы над масштабными и долгосрочными проектами (в частности, военными и космическими). Это дало уверенность в том, что активное представление будущего можно формулировать в виде «конкретной плановой задачи» с позиций общей теории систем (Людвиг фон Берталанфи). Что в свою очередь вело к новому виду социальной рефлексии, отмеченной чертами междисциплинарности, долгосрочности, масштабности. И «новому» типу прогнозирования — нормативного: когда сначала определяется желаемый облик будущего, а затем осуществляется гибкое и целенаправленное изменение реальности...

Мне вспоминается в связи с этим не только прогностическая риторика Римского клуба, но, скажем, разработка и применение на практике Международным валютным фондом и Всемирным банком программ структурной адаптации и финансовой стабилизации, сыгравших свою роль в разрешении глобального банковского кризиса на пороге 80-х годов, а в дальнейшем — в регулировании траекторий мировых ресурсных и финансовых потоков.

Для России-СССР идея нормативного прогнозирования была привычна и понятна, здесь она являлась обычной практикой. Однако с 60-х годов огромный интерес к данной теме возникает на Западе. ОЭСР провела специальное исследование, посвященное этой проблеме, а Белый дом и влиятельнейший Совет по международным отношениям инициировали серию дискуссий по новой дальней границе американской и мировой истории…

В те же годы Збигнев Бжезинский формулирует тезис о стратегической цели Запада — создании системы глобального планирования и долгосрочного перераспределения мировых ресурсов. Системы, основанной на трех принципах: (а) замена демократии господством элиты; (б) формирование наднациональной власти на путях сплочения ведущих индустриально развитых стран; (в) образование элитарного клуба ведущих государств мира. В 1973 году на свет появляется Трехсторонняя комиссия, объединившая влиятельных лиц и ведущих интеллектуалов США, Европы, Японии. В июле того же года в Хельсинки открывается Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе, заключительный акт которого был подписан спустя два года. И тогда же, в 1975 году, возникает новый мировой регулирующий орган — G-7 (на тот момент G-6).

Так что формула современной глобализации есть, в определенном смысле, продукт высоких социогуманитарных технологий и институтов проектирования будущего.

Жизнь на краю хаоса

— В целом, логика развития интеллектуальных центров, создающих технологии управления понятна. Давайте вернемся к самим технологиям, которые часто обозначают как «технологии управления хаосом».

— Наиболее ярким их примером является концепция self-organized criticality (SOC)самоорганизованной критичности, созданная в процессе исследования сложных и сверхсложных систем, которое в свою очередь есть развитие идей новой рациональности и хаососложности. В зыбкие границы «науки о хаосе», возникшей в 60-е годы прошлого столетия, входит довольно широкий спектр направлений, развивавшихся первоначально в дисциплинарных рамках наук о природе. Однако примерно с 80-х годов, если не раньше, обретенные знания стали примериваться к военной сфере, к бизнесу и политике: теория катастроф, неравновесная самоорганизация, синергетика и другие. Надо также сказать, что рамки данного подхода толкуются в настоящий момент максимально расширительно, а ряд категорий и лексем зачастую употребляются метафорически, скорее ориентируя, нежели определяя.

Специфика подхода заключалась в том, что, во-первых, его основным объектом оказывалась не статика, образно говоря, не «частица», не объект, а элемент движения — «волна», тренд. Причем движение, или, точнее, процесс рассматривается как часть открытой, динамической системы, способной абсорбировать и рассеивать энергию, поступающую извне, генерируя при этом и хаос, и новые формы организации. Определяется ситуация через посредство таких понятий, как, скажем, периодичность или непериодичность, кооперативные явления и возникающие при этом синергетические эффекты, автокаталитические процессы и спонтанные ремиссии, сечение фазового пространства и фрактал, бифуркация и аттрактор. Во-вторых, сложные системы естественным образом эволюционируют до критической стадии, в которой, как уже говорилось, даже незначительное событие (воздействие) в принципе способно вызвать цепную реакцию, затрагивающую многие элементы системы. Третьей особенностью явился акцент делаемый на изучении нефизических систем и структур.

Усложняющаяся, самоорганизующаяся (адаптивная) система непременно обладает некоторым потенциалом динамического хаоса и может существовать в двух состояниях. В одном случае, даже небольшое воздействие на систему способно привести к ее обвалу. Простой пример — куча песка, которая рассыпается после того, как принимает очередную горсть песчинок. Или, в другом случае, воздействие может привести к установлению нового порядка, к реструктуризации системы. При этом, как обвал, так и реконструкция происходят весьма быстро.

Эти два состояния нельзя назвать ни хорошими, ни плохими. Все зависит от ситуации — когда-то системе лучше пребывать в «рассыпающемся» состоянии, в другом случае — в «структурированном». Технологии, нацеленные на управление хаосом, претендуют на сознательное достижение подобных эффектов, на форсирование и использование критических ситуаций, а в перспективе — на продуцирование из турбулентностей нового порядка.

Центром развития теории SOC является американский Институт Санта Фе, созданный в 1984 году для изучения динамики сложных систем и проблем. В научный фундамент/практику института положены идеи и исследования Андрея Колмогорова и Якова Синая, Бориса Белоусова и Жаботинского, Ильи Пригожина и Алана Тьюринга, Рене Тома и Бенуа Мандельбро, Эдварда Лоренца и Митчелла Файгенбаума, Джеймса Йорке и Германа Хакена, Норманна Пакарда и Кристофера Лангтона, Мюррея Гелл-Манна и Пера Бака… А также других деятельных фигур в области нелинейности и самоорганизации, хаоса и критической сложности мира. Со временем появляются другие центры, в частности, Группа по изучению действий в условиях неопределенности при Пентагоне…

— Вы могли бы проиллюстрировать логику этого подхода?

— Вот один из алгоритмов действия в условиях неопределенности, в динамичной и дискретной среде. Вы создаете и позиционируете собственный аттрактор, стягивающий «гравитацией» элементы, которые хотели бы выявить, наблюдать и по мере возможности контролировать. Проблема, однако, в том, что для выполнения задачи, аттрактор должен инициировать и стимулировать динамику в заданном направлении, действуя, по меньшей мере, эффектно, если не эффективно, поскольку, чтобы сохранять качества аттрактора, он должен являться авторитетом/лидером. Причем значимость («эффектность/эффективность») измеряется по параметрам, присущим данной констелляции. Но что происходит в случае попытки контроля над деструктивной констелляцией? Наверное, для «внешнего наблюдателя» вся совокупность действий в этом случае могла бы показаться гротескной.

Или обратимся к акциям, осуществляемым Соединенными Штатами в Афганистане, Ираке и других точках планеты; акций, которые в определенном смысле вообще не имеют временной границы. Скорее они вписываются в некий стратегический рисунок, представляя звенья, «опорные площадки» гибкой, инициативной системы управления, преследующей следующие цели: (а) поддержание высокой боеготовности войск, содержа их не в казармах, расположенных в мирной среде, а в условиях боевых действий «низкой интенсивности»; (б) непосредственный контроль над ключевыми/критическими зонами; (в) выстраивание вокруг этих зон оперативно-тактических коалиций; (в) апробация методов проведения операций, испытание вооружений. При этом прежняя стратегия сдерживания заменяется доктриной упреждающих ударов.

Представляется, что для США важна все-таки не полная и окончательная победа в том или ином конфликте, а нечто иное: сегодня перед Америкой стоит масштабная задача, которая решается на практике — перехват и удержание стратегической инициативы, создание эффективной схемы управления в условиях глобальной нестабильности. Я бы охарактеризовал общий рисунок этой стратегической «дорожной карты» как динамичную систему мировых связей (intra-global relations), чтобы отличить ее от прежней, сбалансированной и стационарной системы международных отношений (inter-national relations). Особенно если учесть делегирование национальными государствами своих прежних компетенций сразу по трем векторам: глобальному, федеральному, субсидиарному, а также увеличение числа и особенно — типологии субъектов мировых событий.

Примером прикладного применения технологий могут в некоторой степени служить «бархатные революции». Революция есть состояние общества близкое к хаосу. Люди — переменные, способные к спонтанной активности и, одновременно, к глубокому, долгосрочному замыслу. Искусство динамического управления заключается в следующем: во-первых, подвести систему к неравновесному состоянию; во-вторых, в нужное время и в соответствующем месте вбросить фактор, приводящий старый порядок к обвалу (хаотизация организации); в-третьих, ввести аттрактор, структурирующий систему в новом, желательном направлении.

И хотя сама методология — скорее исследовательская позиция, отдельные прописи настолько технологизированы, что, скажем, в инструкциях можно встретить рекомендацию надевать на демонстрации белые кофточки. Зачем? Представьте передаваемое ТV крупным планом плачущее лицо девушки, с заляпанной каплями крови белоснежной блузкой, и Вы поймете, что такое «незначительные воздействия», производимые в рамках «революционных/контрреволюционных» технологий. Однако проблема заключается в малой предсказуемости последствий дестабилизации системы, результатов обвальной хаотизации. Правда, социосистемы в этом отношении выгодно отличаются от систем физических — в отличие от мира природы здесь присутствуют какие-то дополнительные механизмы амортизации (benevolent factor).

— И всем этим занимаются «люди Санта Фе»?

— Нет, этим занимаются преимущественно те, кто применяет методологию социального проектирования на практике. И также те, кто объединен модным термином «кризис-менеджмент», причем совсем не обязательно в применении к управлению только политическими или экономическими процессами: обширное поле деятельности представляют военные или, скажем, культурологические операции. Так постулаты нелинейной динамики и теории критической сложности были взяты на вооружение Корпусом морских пехотинцев США лет двенадцать назад. А в знаменитом Лос-Аламосе еще раньше был учрежден Центр нелинейных исследований для координации работ по изучению хаоса и сопряженных проблем.

Принципиальных различий тут нет. Военные начинают отрабатывать формулы действия прописанные гражданскими. Высокие геоэкономические технологии инкорпорируют идеи управления кризисами и феноменологию изощренного использования силы, в том числе военной. «Люди Санта Фе» разрабатывают преимущественно теоретическую часть технологий.

— А как Вам видится глобальная ситуация в целом, каково ее состояние и, главное, прогноз развития?

— Сейчас кажется очевидным, что мир пребывает в транзитной ситуации: на планете возникают элементы постсовременной конструкции, но и реалии эпохи Модернити соприсутствуют на исторической сцене.

Драматичные перемены последних десятилетий обозначили конец относительно стационарной модели социокосмоса. В свое время поражение коммунистической номенклатуры предопределило настроения, позволившие даже вести разговор о благостном «конце истории», понимаемом как торжество либеральных идей и институтов демократии. Однако иллюзии и социальные «фэнтези» достаточно быстро сменились тревожным мироощущением, отразившимся в ироничном — с точки зрения самой истории — переосмыслении популярного тезиса. Последовавший вскоре крах СССР, знаменуя конец биполярного мироустройства, оказался точкой отсчета ускорения социального транзита, перехода планетарного сообщества в неопределенное и нестабильное состояние.

Тени и призраки новой среды проявляются в преображении институций, оставленных во временное пользование эпохой Просвещения. Ощутимый форсаж поствестфальского мироустройства, свободное управление рисками, постоянно повышающее ставки в глобальной игре, метастазы глобального андеграунда — это и многое другое формирует сегодня заметно иной образ генеральной конструкции (или ее отсутствия), нежели футурологические предсказания не столь отдаленного прошлого. Двигаясь по кромке миропорядка, человечество ощущает хрупкость ситуации, предчувствуя наступление радикальных перемен — «Большого Социального Взрыва», способного расколоть планету людей, породив иную конфигурацию социовселенной. И произведя при этом поток астероидных организованностей — вестников новой мировой олигархии.

Постиндустриальная революция и контрреволюция — духи постсовременности и неоархаизации «в одном флаконе» — могут иметь различные обличия: являться в виде гибких и разноформатных структур, объединенных формальными и неформальными контрактами; эклектичного смешения культур и мировоззренческих позиций; глобальной экспансии Глубокого Юга и драматичных метаморфоз постсовременного Квази-Севера.

Триггером изменений в человеческом общежитии может стать, к примеру, масштабная террористическая акция с применением средств массового поражения либо массированный удар цивилизации с использованием ядерных устройств, или глобальная пандемия, или же крах финансовой системы… Мы наблюдаем ползучую войну национальных и транснациональных, корпоративных и слабо формализованных структур — генезис сложного общества, органично включающего в себя элементы хаоса, но вряд ли можем предъявить сколь либо долгосрочный прогноз развития ситуации.

Не удивительно, что растет число исследований, в которых с различных позиций анализируется переходный статус цивилизации, толкуются изменения в политическом, экономическом, правовом мироустройстве. Сегодня в фокусе внимания оказывается не только трансформация властных механизмов или перемены в номенклатуре международных отношений, но мутация социальной ментальности, возникновение экзотичных общественных популяций, элитных групп, их конфигурации, иерархия.

И более того. Нас интересует не только феноменология жизни на грани социальной турбулентности под зонтиком «глобального полицейского», не только прогноз постсовременной динамики, не только типология вероятных состояний антропологической вселенной, но сама инновационная методология познания и действия в условиях жизни на краю хаоса. Кому и как действовать при нарастании неопределенности в энергийном, многофакторном мире с явно меняющейся скоростью социального времени?

Однако не только «онтология действия» фокусируется треснувшим циферблатом эпохи. Востребованной оказалась культурно-метафизическая платформа, мыслительная и мировоззренческая позиция, способная противостоять шоку перемен, мультикультурному синкретизму, моральной и интеллектуальной растерянности. Позиция, заняв которую, становится возможным преодолеть нищету нынешней ментальной матрицы, начертать новые интеллектуальные горизонты и социальную high frontier.

Пересекая горизонт

— А на каких примерах можно увидеть, как работают технологии интеллектуального класса в экономической сфере?

— Корпорации новой элиты, действуя в условиях конкордата (и одновременно конкуренции) с элитой уходящей, выстраивают каркас глобальной штабной экономики, задающей правила игры на планете. А также создают высокие геоэкономические технологии, организующие экономическую деятельность в соответствующем масштабе, одновременно принося их создателям громадный доход. Так что люди воздуха сегодня это не писатели и поэты — хотя в свое время писатели и поэты могли успешно позиционировать социальное целеполагание… Новое поколение «четвертого сословия» работает преимущественно не с вербальными, а с социальными текстами, то есть с самой социальной реальностью, ее политическими и экономическими аспектами.

Замыслы современной элиты, к примеру, серьезно повлияли на природу денег. Появились «новые деньги» заметно отличные от прежних. Старые были «особыми вещами» — монетами, банкнотами, векселями, облигациями, обеспеченными ликвидностью либо иными материальными активами банка или государства. Но взгляните на современную американскую банкноту — чем обеспечена она? Ни сокровищами форта Нокса, ни собственностью США, да и вообще, строго говоря, это не продукт американского казначейства. Обеспечена она определенным символическим капиталом, мощью США «и 6-ым американским флотом». Это постиндустриальное производство. Федеральная резервная система США, при всех обременениях, возложенных на нее государством, пожалуй, первое мощное постиндустриальное (и на сегодняшний день, фактически, транснациональное) производство XX века.

Или возьмем технологию глобального долга. Можно подробно описывать, каким образом она разворачивалась, но сегодня глобальный долг превратился, по сути, в систему контроля над траекториями мирового дохода/ресурсных потоков, над функционированием систем национального потребления. А также над движением квазирентных платежей, вот только прибыль при этом добывается не из земли, как в классической политэкономии, а «из воздуха». Или, к примеру, технология управления рисками. Ее горизонт лежит не только в плоскости страхования национальных, региональных и глобальных рисков с оформлением данного вида деятельности системой соответствующих международных институтов, но и в нарастающем искусстве управления кризисными ситуациями. То же можно сказать о перспективах глобальной налоговой системы (ее прообраз, кстати, проскользнул в схеме Киотского протокола).

Отдельная тема — деструктивная параэкономика, в рамках которой поля деятельности и доход образуются за счет деконструкции, подчас высокоиндустриальной, результатов человеческой деятельности… Но в русле беседы для нас важно нечто иное: создание подобных сюжетов и их воплощение есть не что иное, как интеллектуальные операции, разработанные и реализованные как сложные алгоритмы практики.

— То, что мы видим на полках с управленческой литературой — это либо мемуары отставных боссов, либо вольные «рассуждения на тему» очередного именитого гуру. Почему о том, что Вы говорите, не пишут и это не предают в программах МВА?

— Почему же, пишут. Но, существуют регламенты, традиции… Да и, кроме того, параллельно с развитием интеллектуальных корпораций, деградирует сам принцип публичности обретаемого знания. Наука, особенно социальная и военная, движется к неоэзотеризму, анонимности, порою — к прямому сокрытию отдельных своих достижений и целых направлений исследований. Философия обращена в методологию, знание — в технологию и товар. Современная интеллектуальная деятельность — это практика, нередко сопряженная с коммерческой тайной и национальной безопасностью. Мир движется от вещи к знаку, а от знакового производства к цифровому измерению. Лидирует не теория, но проект, не наука, но аналитика. Исследуется же не реальность вообще, а практическая сфера, о «реальности вообще» — мы рассуждаем.

Более того, искусственно создается своеобразный «виртуальный» двойник социальных прописей. Путем заведомой деформации образа реальности, гипертрофии одних составляющих и подавления других формируется система устойчивых мифов и стереотипов. Присутствие подобных тенденций вполне ощутимо в сфере социальных наук: тем, кто жил при советской власти, это нетрудно понять.

— Какие еще технологии управления развиваются в мире?

— Можно говорить не только о каком-то новом семействе технологий, но, скорее, о целой культуре, которую часто именуют сетевой.

Традиционная форма организации: учреждение — бюрократически-номенклатурный динозавр. Любое действие движется здесь по штатным векторам на основе некоего, подчас не вполне ясного регламента. И практически никто — ну, может, за исключением руководителя, да и то далеко не всегда — ничем, в сущности, не рискует. Инициативы и действия базируются на формальной иерархии, на устойчивых ролевых функциях, на стереотипизированных процедурах продвижения решений. При этом уровень разделения рисков внутри учреждения минимален.

Сетевая же организация основывается не на штатной структуре, а на проектном принципе деятельности, неформальном лидерстве, будучи объединена концептуальным аттрактором, системным аутсорсингом, персональной ответственностью за реализацию уже не ролевой функции (должности), но конкретного субпроекта. Здесь соединяются высокая степень вертикальной мобильности (причем, в обоих направлениях) с отчетливым, персональным разделением рисков и нелинейной динамикой гибкой организованности.

Идеал подобного организма в синергии соборной миссии с энергиями амбициозных личностей. В сущности, это прообраз мира трансэкономических элитных структур, «корпораций» в полузабытом значении термина, в пределе представляющих собой не организации, но связки функций, соединяющих разноформатные проекты и реализующих их людей.

Новая культура, подобно вирусам, может соприсутствовать во плоти прежних социальных организмов инициируя конфликт между централизованной иерархией и сетевой культурой, между администратором и творцом.

— Практически все крупнейшие корпорации мира движутся в направлении сетевой и аутсорсинговой организации. IBM продала производства компьютеров, сосредоточившись на управлении брендом, НИОКР и сетью поставщиков…

— Да, статус изделия, механизма, вещи в современном мире заметно понизился. «Продается продукт, покупается бренд» — лозунг стратегического планирования крупных корпораций. Корпорация (равно как и глобальная экономика) все активнее оперирует нематериальными активами, организует пакеты услуг, да и сам образ продукта, продумывает сложную маршрутизацию его продаж. Традиционное же промышленное производство нередко передается контрагентам на аутсорсинг. А во главе процесса оказывается своеобразное «высокотехнологичное Версаче» — производство бренда, генеральной политики, ключевых решений, технологических прописей и лекал.

Стилистика умных практиков учитывает взаимосвязи глобального мира, системный характер процессов — предъявляя союзникам и конкурентам соответствующую стратегию услуг и угроз. Подобная деятельность, как уже упоминалось ранее, зиждется на принципе казино-экономики, а менталитет организаторов напоминает стиль мышления опытных шахматистов. К тому же планетарный контекст повышает значение символических объектов, жестов и процедур. В глобализированном сообществе рано или поздно «принцип домино» перерастает в «эффект бабочки», когда событие в одном месте способно вызвать лавинообразные следствия в другом, к примеру, в сфере общественной психологии или финансово-экономических операций, хотя и хорошо управляемых, но достаточно уязвимых для системных влияний.

Мир это реактор, пребывающий в перманентно активном состоянии, производя значимые флуктуации и сохраняя не познанные до конца вариации режима своей работы. И который, несмотря на присутствие многочисленных, подчас весьма опытных операторов, способен спонтанно — быть может, лишь для внешнего наблюдателя, переходить из одного качественного состояния в другое.

— При анализе феномена сетевой организации вспоминается одна из упомянутых в начале беседы основ инновационных технологий управления — возросшая роль антропологического фактора…

— Поделюсь, одной, как мне кажется, поучительной байкой. В свое время Дэвид Паккард, один из создателей компании Hewlett Pakkard, и Джон Гейдж, основатель компании Sun Microsystems, приняли участие в семинаре деловой и политической элиты. В ходе которого Дэвид задает вопрос: «Джон, сколько человек тебе нужно для организации предприятия?» Джон, задумавшись секунд на 15, отвечает: «Шесть, может быть восемь». Тогда ведущий дискуссию Рустем Рой обостряет ситуацию: «Джон, а сколько людей реально работает в корпорации?» На что следует мгновенный ответ: «Шестнадцать тысяч, но они, в основном, являются ресурсом для рационализации».

Что приводит нас к схеме «семерых самураев»: если у корпорации имеются эти критические шесть-восемь сотрудников, у нее есть будущее. Если таковых нет, будущее проблематично.

Сейчас гений, вылезший, фигурально выражаясь, из глиняной хижины, может занять видное место в крупной фирме — раньше подобная карьера была маловероятна. В наши дни не так редки ситуации, когда в организацию с пиететом приглашают человека, не имеющего копейки за душой, но обладающего специфическим образованием или даром. Если же дар уникален, будущность компании тесно увязывается с его обладателем.

Так что в среде массового потребительского общества личность, обладающая творческой потенцией, резервами духа, владеет отнюдь не медным грошиком. И head-hunters ищут сегодня не только людей образованных, энергичных, творческих, но своего рода поводырей в будущее. Ибо существуют особые пространства, невидимые для затуманенных обыденностью глаз, для функционального зрения, но которые слепые Гомеры и провидцы каким-то образом ощущают и опознают. Метанойа — инструмент первопроходцев и оружие колонизаторов: за миссионерами нередко шли авантюристы и мародеры, изгои перекати-поле и поэты в душе. Мы не замечаем всей полноты и стремительности происходящих изменений. Люди «обедают и только обедают, а в это время слагаются их судьбы и разбиваются сердца».

Содержательная маргинальность инициирует дестабилизацию, а последняя — революцию, и потенциально — деструкцию, творческую или тотальную, растворяющую земных обитателей в тротиловых объятиях либо под сенью ядерных облаков. Креативные интеллектуальные слои являются питательной средой оппозиции, ибо дискурс власти есть трансцендируемое пространство обитания. Новый критический класс становится динамичным гегемоном в эпоху перемен, метафор и глобального сдвига, сталкивая лоб в лоб нарастающий антитеррор и суверенитет личности.

Сложный мир содержит широкий спектр сценариев критической дестабилизации и разрушения социовселенной, а попытки упрощения чреваты установлением тотального контроля над личностью и реализацией сюжета антиутопии. Человек поставлен перед необходимостью перешагнуть через несовершенство своей природы, через внутреннюю бездну и, обретая предельную свободу мысли и действия, пережить вместе с интеллектуальной, также моральную реформацию. Вместе с обретением нового горизонта истории удержать и восстановить раненую человечность.

— Но если вспомнить то, что говорят о человеке наука и теория управления, наплодившие множество технологий, то можно сказать, что о главном в социальных науках и практике — о личности — мы знаем еще очень мало…

— Состояние антропологии (дисциплины о человеке) не слишком завидно, но быстро развивается. Появляются перспективные направления, к примеру, синергийная антропология. Это имеет прямое отношение к обсуждаемой теме. Мы говорили о радикально возросшей роли личности, с одной стороны, и беспомощности механистичных теорий управления событиями и персоналом, с другой. Проблема не только в умах, неспособных создать методологию, идеально подходящую к изменившейся среде обитания. Все обстоит куда серьезнее: мы стоим на пороге изменения фундаментальных представлений о человеке.

Беседовал Олег Банных.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ НА ТЕМУ АНОМАЛЬНЫХ ФЛУКТУАЦИЙ И ШУМОВ

Флуктуации, шум и хаос
 
Букингем М. Шумы в электронных приборах и системах. Пер. с англ. - М.: Мир, 1986.- 399 с.
Денда В. Шум как источник информации. Пер. с нем. - М.: Мир, 1993. –192 с.
Коган Ш.М. Низкочастотный токовый шум со спектром типа 1/f в твердых телах // УФН. 1985. Т.145. В.2. С.285-328
*Пархомов А.Г. Постижение фликкер-шума. М., 2001.
Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Пер. с англ. - М.: Прогресс, 1986. 432 с.
Хаотические системы. Тематический выпуск // ТИИЭР: пер. с англ. 1987. Т.75. №8. 185 с.
Эйби Дж. Землетрясения.- Пер. с англ. М.: Недра, 1982. С.249
Bak P., Tang C., Wiesenfeld K. Self-organized criticality: an explanation of 1/f noise // Phys. Rev. Lett. 1987. v.59, N 4.- p.381-384.
Musha T., Yamamoto M. 1/f-like fluctuations of biological rhythm // Proc. 13th Int. Conf. on Noise in Physical Systems and 1/f Fluctuations.- Singapore:World Scientific, 1995.- p.22-31.
Экспериментальные исследования флуктуаций
 
Атлас временных вариаций природных, антропогенных и социальных процессов. Том 1. М., 1994. -176 с. Том 2. М.: Научный мир, 1998. -430 с.
Бауров Ю.А., Соболев Ю.Г., Кушнирук В.Ф. и др. Экспериментальные исследования изменений в скорости бета распада радиоактивных элементов // Физическая мысль России. 2000. № 1. С.1-7.
Влияние солненой активности на атмосферу и биосферу Земли. М.: Наука, 1971, 260 с.
Гуртовой Г.К. Пархомов А.Г. Экспериментальные исследования дистанционного воздействия на физические и биологические системы. В сб.: Исследования проблем энергоинформационного обмена в природе, том 1, часть 1, СНИО СССР,1989, c.209-228; "Парапсихология и психофизика", № 4(6), 1992, c.31-51; №1(9), 1993, с. 29-39.
Измайлов В.П., Карагиоз О.В. Пархомов А.Г. Вариации результатов измерений гравитационной постоянной // Атлас временных вариаций природных, антропогенных и социальных процессов. Том 2. М.: Научный мир, 1998. С. 163-168.
Корреляции биологических, и физико-химических процессов с солнечной активностью и другими факторами окружающей среды. Тезисы докладов международных симпозиумов. Пущино, 1993. -262 с. Пущино, 1996. -176 с.
Пархомов А.Г. Экспериментальные исследования инфранизкочастототных флуктуаций в полупроводниках. Закономерности. Космические ритмы. -М.: МНТЦ ВЕНТ, 1991. 24 с.
*Пархомов А.Г. Экспериментальные исследования инфранизкочастотных флуктуаций в полупроводниках. (Gziped PostScript-файл, 160 Кб)
Пархомов А.Г. Вариации интенсивности низкочастотных флуктуаций в полупроводниках // Атлас временных вариаций природных, антропогенных и социальных процессов. Том 2. М.: Научный мир, 1998. С. 310-312.
Пархомов А.Г. Вариации частоты вызовов для ремонта ЭВМ . // Атлас временных вариаций природных, антропогенных и социальных процессов. Том 2. М.: Научный мир, 1998. С. 312-315.
*Пархомов А.Г. Исследование неслучайных вариаций результатов измерения радиоактивности. Атлас временных вариаций природных, антропогенных и социальных процессов. Том 3 (в печати).
Пиккарди Д. Химические основы медицинской климатологии. Л.: Гидрометеоиздат, 1967, 96 с.
Труды международного симпозиума "Корреляции биологических и физико-химических процессов с солнечной активностью и другими факторами окружающей среды", Пущино, 1993 // Биофизика. 1995. Т. 40. №4 и 5. -С. 721-1135.
Удальцова Н.В., Коломбет В.А. Шноль С.Е. Возможная космофизическая обусловленность макроскопических флуктуаций в процессах разной природы. Пущино: ОНТИ НЦТИ АН СССР, 1987. 96 с.
*Шноль С.Э., Коломбет В.А., Пожарский Э.В., Зенченко Т.А., Зверева И.М., Конрадов А.А. О реализации дискретных состояний в ходе флуктуаций в макроскопических процессах //Успехи физ. наук. 1998. Т.168, №10. С.1129.
Шноль С.Э., Зенченко Т.А., Зенченко К.И., Пожарский Э.В., Коломбет В.А., Конрадов А.А. Закономерное изменение тонкой структуры статистических распределений как следствие космофизических причин Кушниренко Е.А., Погожев И.Б. Комментарий к статье С.Э. Шноля и др. //Успехи физ. наук. 2000. Т.170, №2. С.213-218 Загрузить .pdf файл.
Gurtovoy G.K., Parkhomov A.G. Remote Mental Influence on Biological and Physical Systems. Jornal of the Society for Psychical Research, V.59 ,№ 833, 1993, p.241-258
Подходы к объяснению аномальных флуктуаций
 
Коломбет В.А. Макроскопические и фундаментальные флюктуации: сходство и различие // Биофизика, 1995. Т.40. Вып.4. С. 882-886.
Пархомов А.Г. Космоземные связи и проблема "непонятных" феноменов. В кн.: Материалы о физических полях и биоэнергетике человека.-М.: НТО РЭС им. А.С.Попова, вып. 2, 1987, с.11- 27; В сб.: Исследования проблем энергоинформационного обмена в Природе. СНИО СССР, 1989, т.1, часть 1, с.47-63
Низкочастотный шум - универсальный детектор слабых воздействий. В сб.: Исследования проблем энергоинформационного обмена в Природе. СНИО СССР, 1989, т.1, часть 1, c.81-87; "Паропсихология и психофизика", № 5(7), 1992, c.59-65.
Пархомов А.Г. Необьясненные феномены и космоземные связи. "Парапсихология и психофизика", №3(11), 1993, c.3-23
*Пархомов А.Г. Подходы к классификации и объяснению аномальных флуктуаций в ходе процессов различной природы. Статья, излагающая выступление автора на "Круглом столе" семинара по темпорологии МГУ 3.11.98.
*Пархомов А.Г. Фликкер шум как процесс, чувствительный к слабым воздействиям. В кн.: Стратегия жизни в условиях планетарного экологического кризиса. Ред. Красногорская Н.В. Т.2, гл. 3 (в печати)
Урицкий В.М., Музалевская Н.И. Фрактальные структуры и процессы в биологии // Биомедицинская информатика.-СПб.: Изд. СПИИРАН, 1995, С. 84-129.
Космические ритмы
 
Васильева Г.Я. К проблеме космических воздействий на Солнце, Землю, межпланетную среду // Проблемы исследования Вселенной. 1980. № 9. -С. 5-21.
Владимирский Б.М., Кисловский Л.Д. Космические воздействия и эволюция биосферы. -М.: Знание, 1986. Сер. космонавтика, астрономия. № 1. 64 с.
Владимирский Б.М., Нарманский В.Я., Темурьянц Н.А. Космические ритмы. Симферополь.1994. 176 с.
Владимирский Б.М., Сидякин В.Г., Темурьянц Н.А. Космос и биологические ритмы. Симферополь, 1995. 206 с.
ПанкратовА.К., Нарманский В.Я., Владимирский Б.М. Резонансные свойства Солнечной системы, солнечная активность и вопросы солнечно-земных связей. Симферополь, 1996. 77 с.
Пархомов А.Г. Психофизические феномены и ритмические процессы в природе // Парапсихология и психофизика, №2(28), 1999, с 28-31
Чижевский А.Л. Физические факторы исторического процесса. Калуга, 1924. 72 с.
Чижевский А.Л. Земное эхо солнечных бурь. М.: Мысль, 1976. 366 с.
Электромагнитное и гравитационное поля как носители космоземных взаимодействий
 
Дубров А.П. Геомагнитное поле и жизнь.-Л.:Гидрометеоиздат, 1974.- 175с
Темурьянц Н.А., Владимирский Б.М., Тишкин О.Г. Сверхнизкочастотные электромагнитные сигналы в биологическом мире. -Киев: Наукова думка, 1992.-187с.
Копанев В.И., Шакула А.В. Влияние геомагнитного поля на биологические объекты. - Л.: Наука, 1985.-72с.
Пресман А.С. Электромагнитные поля и живая природа. - М.: Наука, 1986. -288 с.
Современные проблемы изучения и сохранения биосферы // Ред. Красногорская Н.В. Спб.: Гидрометеоиздат, 1992. Т.1. 288 с.
Электромагнитные поля в биосфере // Ред. Красногорская Н.В. М.: Наука, 1984. Т.1. 375 с. Т.2, 362 с.
Космические поля и скрытая материя как возможные носители космоземных связей
 
Бауров Ю.А., Ефимов А.А., Шпитальная А.А. Анизатропия в астрономических явлениях и ее возможная интерпретация на основе нового гипотетического взаимодействия //Физическая мысль России. 1997. №1. С. 1-9.
Бауров Ю.А. А есть ли нейтрино? //Физическая мысль России. 1997. № 2/3. С.126-134.
Бережиани З.Г., Сахаров А.С., Хлопов М.Ю. О реликтовом фоне космических аксионов // Ядерная физика. 1992. Т. 55. Вып. 7. -С. 1918-1933.
Блиох П.В., Минаков А.А. Гравитационные линзы. М.: Знание, 1990. 64 с.
Боум Ф., Фогель П. Физика массивных нейтрино. Пер. с англ. М.: Мир, 1990. 303 с.
Василевская Л.А., Гвоздев А.А., Михеев Н.В. Радиационный переход массивных нейтрино в поле интенсивной электромагнитной волны // Ядерная физика. 1995. Т. 58. № 4. -С. 712-717.
Гуревич А.В., Зыбин К.П. Крупномасштабная структура Вселенной. Аналитическая теория // УФН. 1995. Т. 165. № 7. -С. 723-758.
Гуревич А.В., Зыбин К.П., Сирота В.А. Мелкомаштабная структура темной материи и микролинзирование // УФН. 1997. Т.167. № 9. -С.913-943.
Дмитриевский И.М. Возможность сохранения четности в слабых взаимодействиях // Сознание и физическая реальность. 1996. Т. 1. № 4. -С. 43-47.
Дорошкевич А.Г., Клыпин А.А., Хлопов М.Ю. Космологические модели с нестабильными нейтрино // Астрономический журнал. 1988. Т. 65. Вып. 2. -С. 248-262.
Захаров А.Ф., Сажин М.В. Гравитационное линзирование // УФН. 1998. Т. 168. №10. С.1041-1081.
Зельдович Я.Б., Сюняев Р.А. Астрономические следствия массы покоя нейтрино // Письма в Астр. журн. 1980. Т. 6. № 8. -С. 451-469.
Зельдович Я.Б., Хлопов М.Ю. Масса нейтрино в физике элементарных частиц и космологии ранней Вселенной // УФН. 1981. Т. 135. №1. -С.45.
Новиков И.Д., Фролов В.П. Черные дыры во Вселенной // УФН. 2001. Т. 171. №3. С.307-323.
Пархомов А.Г. О возможности существования нейтриносфер около небесных тел и экспериментальные результаты, подтверждающие существование нейтриносферы Земли. В сб.: Исследования проблем энергоинформационного обмена в природе. Том 1,часть 1. СНИО СССР, М., 1989, с.64-80.
Пархомов А.Г., Уланов С.Н. Экспериментальная проверка возможности регистрации нейтрино ультранизких энергий с использованием ядерной реакции обратного бета-распада. Деп.ВИНИТИ, 199-B91 от 11.01.91. 19 с.
Пархомов А.Г., Уланов С.Н. Распределение и движение частиц скрытой массы в Галактике. Деп. ВИНИТИ, №1790-В92, от 29.05.92, 41 с.
Пархомов А.Г. Гравитационная фокусировка потоков частиц скрытой материи. Деп. ВИНИТИ, №1789-В92 от 29.05.92, 42 c
Пархомов А.Г., Распределение и движение частиц скрытой материи. Препринт №37 МНТЦ ВЕНТ. М.,1992. 75 с.
Пархомов А.Г. Влияние потока частиц скрытой массы на результаты измерений гравитационной постоянной // Тезисы докладов 8 российской гравитационной конференции. Пущино, 25-28 мая 1993. М., 1993. -С.237.
Пархомов А.Г. Наблюдение космических потоков медленных слабовзаимодействующих частиц. Препринт № 41 МНТЦ ВЕНТ. М., 1993. 57 с.
Пархомов А.Г. Наблюдение телескопами космического излучения неэлектромагнитной природы. М., 1994. 26 с.
Пархомов А.Г. Необычное космическое излучение. Обнаружение, гипотезы, проверочные эксперименты. -М., 1995. 51 с.
Пархомов А.Г., Малые черные дыры в Земле: взаимодействие с веществом и возможные эффекты, доступные наблюдению // Астрофизика и геофизика отонов. -Минск: АРТИ-ФЕКС, 1997. с. 71-82.
Пархомов А.Г.О возможности фиксации малых черных дыр вблизи поверхности Земли. Тезисы докладов Х гравитационной конференции. Владимир, 20-27 июня 1999. M., 1999, c.274
* Пархомов А.Г. О возможных эффектах, связанных с малыми черными дырами. (Gziped PostScript-файл, 140 Кб)
Пархомов А.Г. Устройство для регистрации потоков нейтрино ультранизкой энергии. Патент РФ 2055372. 1996. Бюл. 6.
Пархомов А.Г. О возможном физическом механизме биолокации // Парапсихология и психофизика 1999. №2 (28). -С. 42-44
*Пархомов А.Г. Скрытая материя: роль в космоземных взаимодействиях и перспективы практических применений // Сознание и физическая реальность. 1998. Т.3. № 6. -С. 24-35.
Самсоненко Н.В., Буликундзира С. О сечении взаимодействия нейтрино с веществом при сверхнизких энергиях // Тезисы докладов научной конференции УДН. М., 1992
Смольников А.А. Темная Материя во Вселенной // Природа. 2001. №7.
Трофименко А.П. Черные дыры в физике Земли. -Минск: АРТИ-ФЕКС, 1997. 112с.
Физика Космоса // Ред. Сюняев Р.А. М.: Сов.энциклопедия, 1986. 783 с.
Шипов Г.И. Теория физического вакуума. М.: НТ-Центр, 1993. - 362 с.
Greenstein G., Burns J.O. Small Black Holes: Ionization Tracks and Range // Amer. Jorn. Phys. 1984. № 52. P. 531-534.
Aharonov Y., Avignore F.T. Constrains and anomalious scattering of neutrinos from cristalls // Phys. Rev. Lett. 1987. T. 58. № 12. P. 1173-1175.
Kofman L., Klypin A., Pogosyan P., Henry J. P. Mixed dark matter in halos of clasters // Astrophys. J. 1996. 470. № 1. P. 102-114.
Lobashev V.M., Aseev V.N., Belesev A.I. Direct search for the mass of neutrino and anomaly in the tritium beta-spectrum // Рhysics Letters B 460 (1999), p.227-235.
Primack J. R., Holtzman J. Cold+hot dark matter cosmology // Phys. Rev. Lett. 1995. 74. № 12. P. 2160.
Scott D., Rees V.J., Sciama D.W. Dark Matter Decay, Reionization and Microwave Background Anizotropics // Astron.Astroph. 1991. T. 250. № 2. -P. 295-301.
Speake C.C., Leon J. New possible detection schemes for relict galactic neutrinos // Class. and Quantum Grav. 1996. 13. № 11A. P. 207-217.
Zwicky F.// Helv. Phys. Acta. 1933. № 6. Р. 110-118.
Активные свойства времени как возможный источник влияния на ход процессов
 
Акимов А.Е., Пугач А.Ф. и др. Предварительные результаты астрономических наблюдений неба по методике Козырева // Препринт ГАО-92-5Р. - Киев, 1992. 16с.; Препринт №25 МНТЦ ВЕНТ, М., 1992, 19 с.
Беляев В. Эксперименты профессора Мышкина // Техника-молодежи. 1983. №10. С. 42-44.
Козырев Н.А. Избранные труды. Л.: Изд. Лен. университета, 1991. 448 с.
Козырев Н.А., Насонов В.В. О некоторых свойствах времени, обнаруженных астрономическими наблюдениями // Проблемы исследования Вселенной. 1980. Вып.9. С.76-84.
Козырев Н.А. Астрономическое доказательство реальности четырехмерной геометрии Минковского // Проблемы исследования Вселенной. 1980. Вып.9. С.85-93.
*Коротаев С.М., Сорокин М.О., Сердюк В.О., Абрамов Ю.М. Экспериментальное исследование нелокального взаимодействия макроскопических диссипативных процессов // Физическая мысль России. 1998. №2 С.1-17.
*Коротаев С.М., Сердюк В.О., Сорокин М.О. Проявление макроскопической нелокальности в геомагнитных и солнечно-ионосферных процессах
Лаврентьев М.М., Еганова И.А., Луцет М.К., Фоминых С.Ф. О дистанционном воздействии звезд на резистор // ДАН СССР. 1990. Т. 314. № 2. -С.352-354.
Лаврентьев М.М., Гусев В.А., Еганoва И.А., Луцет М.К., Фoминых С.Ф. О регистрации истиннoгo пoлoжения Сoлнца // Дoкл. АН СССР. 1990. Т.315, №2. С.368-370.
Лаврентьев М.М., Еганoва И.А., Луцет М.К., Фoминых С.Ф. О регистрации реакции вещества на внешний неoбратимый прoцесс // Дoкл. АН СССР. 1991. Т.317, №3. С.635-639.
Лаврентьев М.М., Еганoва И.А., Медведев В.Г., Олейник В.К., Фoминых С.Ф. О сканирoвании звезднoгo неба датчикoм Кoзырева // Дoкл. АН. 1992. Т.323, №4. С.649-652.
*Пархомов А.Г. Астрономические наблюдения по методике Козырева и проблема мгновенной передачи сигнала. Физическая мысль России, №1, 2000. С. 18-25.
Пархомов А.Г. Проблемы экспериментального обоснования причинной механики. В кн.: Конструкции времени в естествознании. Часть 2. M.: Изд. МГУ, 1994
*Пархомов А.Г. На что реагируют крутильные весы? // Парапсихология и психофизика, № (6),1992 c.54-59
Пархомов А.Г. Сверхчувствительность требует суперосто

Симон Шноль: Лики времени. Стенограмма передачи А. Гордона.

Лики времени. Стенограмма передачи А. Гордона.
4.12.2003 15:16 | В.В.Ванчугов

Лики времени. Стенограмма передачи А. Гордона.

Участник:Симон Эльевич Шноль – профессор МГУ, доктор биологических наук

 

Симон Шноль: Я несколько смущен, в эфире находясь. Я смущен потому, что сейчас, наверное, много моих друзей и сотрудников переживают и смотрят, как я расскажу то, что предполагаю рассказать. А для меня смущение связано еще и с юбилеем. Юбилей потому, что в 51-м году в сентябре я был распределен на работу в ответвление атомного проекта.

 Там была очень сильная радиоактивность. А специальность моя – биохимия. Но зато в этой организации в 15.00 кончали работу – и все уходили. И с 15.00 до 24.00 я ставил свои биохимические опыты. Мои любимые учителя, потом академики, в это время еще только профессора, Сергей Евгеньевич Северин и Владимир Александрович Энгельгардт, принимали во мне живое участие, хоть я и был спрятан в ящик. Я ставил опыты. А я отличник. Это значит, что я аккуратно работаю. И столкнулся с ужасно неприятным явлением – странным разбросом результатов измерений. Это было в сентябре 51-го года. Это явление меня смутило, я записал в тетрадь, которая у меня цела, выяснить, в чем дело, а потом заняться основной темой. Вот жизнь моя кончается. Прошел 51 год.

 Это было 8 сентября 51-го года, вот скоро будет 51 год, и я не выяснил, в чем дело. Но то, что в результате произошло, а я неуклонно, всегда этим занимался, притом что писал книги, делал другие работы, иначе мне зарплату не платили бы. Это я сегодня и расскажу. Потому что, я полагаю, то, что в результате этого медленного, не рекламного, не спешного занятия должен существенно измениться взгляд на мир. Мне уже много лет, я могу не хвалиться. Я могу сказать – существенно меняет.
Это видно по тому, с какой остротой и неприятием другие отличники, мои ровесники и прочие принимают мои слова.

 Александр Гордон: Это важный показатель.

 С.Ш. Я знаю отличников. Они... и я такой в некоторой степени, но уже не такой, как все, может быть. Те, кто хорошо учится, когда сдают последний экзамен, теперь науки знают. И то, что к этому добавляется, это им кажется, ну, быть не может – мы же знаем. Мы же сдавали. И теперь мы всё это знаем. И нечего нам это рассказывать...


Вот я сейчас просто покажу свой первый опыт.


Человек делает измерения. Вот эта вот горизонтальная ось, это вот измеряемая величина. Я хорошо работаю и должен попасть в эту точку. Я попадаю в эту точку и смотрю, куда попадет следующее, второе измерение. Как все люди измеряют, как учат до сих пор. Когда вы делаете измерение, надо делать не одно, конечно, ну, сделайте два и возьмите среднее. Вы делаете второе, оно не совпало с первым, ну, это естественный разброс результатов. Все-таки они сильно разошлись для отличника, он должен точнее быть. Я делаю третье. Оно у меня оказывается почему-то вот здесь.

 Космонавтов когда-то учили – делайте три измерения, два близких записывайте, а третье отбрасывайте. И так поступают в науке еще и сейчас. Но люди культурные, высокого класса, делают еще измерение. И сколько-нибудь еще делают измерений. Вот здесь я пишу каждый раз результат очередных измерений. А я работал очень аккуратно после радиоактивных своих упражнений, там точность работы была условием выживания. А у меня были очень большие различия результатов одинаковых измерений. Это неприятно – я все делаю как надо, я делаю все возможно аккуратнее – а у меня разброс результатов больше, чем я мог себе позволить. Это была еще не радиоактивность.

 Радиоактивность была днем. Утром. Вечером – биохимия. Тогда я стал 10 измерений делать. И вместо того, чтобы заполнилось все это пространство. А все знают, все наши слушатели, все учились, все знают, что должно быть гаусс, где максимально часто результаты попадают в середину, в математическое ожидание. А у меня вовсе не так было. Вот были кучки, здесь кучки, здесь. И если это все нарисовать соответственно, сколько раз какое значение измеряемой величины получалось, то получается не такой гаусс приятный и хрестоматийный, а какая-то вот такая загогулина.


Нормальные люди, опять я все время имею в виду тех, которые хорошо учились, знают, что на это обращать внимания не надо, потому что есть математический аппарат, критерий согласия гипотез, используя который вы можете оценить, что все эти детали на самом деле пренебрежимы, они попадают в полосу, внутри которой вся эта тонкая структура не заслуживает внимания. Это случайно, случайная случайность.


И все было бы хорошо, но я ставлю один опыт, ставлю другой опыт, и у меня если в первом опыте была вот такая картина, то почему-то во втором опыте, на следующий день очень часто бывает тоже такая же штука, не совсем такая, но для нормального глаза, незамутненного высшим образованием и такой уверенности в себе – что-то они очень похожи. Я стал делать 10, 20, 25 одинаковых измерений.

 Человечество, которое вот учится в университетах, знает такое понятие – параллельные пробы. Когда вы делаете все при прочих равных условиях, все одинаково, вы эти пробы называете параллельными. Меня тогда не смутило это. Я также знал, что это параллельные. Только много лет спустя я понял, что они не параллельные, а последовательные. Они же разделены во времени. Это никто никогда не думает. Мы же одинаково работаем. Никто в лабораторных журналах даже не пишет секунды и минуты. А как пишут в журналах? Ну, хорошо, если написано – до обеда опыт поставлен. Или – после обеда. Много прошло времени, прежде чем я стал смотреть на секундомер, на часы и смотреть, когда была сделана эта проба. Собственно, к концу сегодняшнего рассказа я к этому и приду. Но, собственно, конец такой: каждая секунда времени в пространстве, вот в нашем пространстве-времени имеет свой облик.


Мои любимые и высокочтимые учители следили за мной. И я им рассказывал, особенно моему самому главному учителю – Сергею Евгеньевичу Северину. Он мне сказал: "Знаете, Симон, это вы на белках работаете мышц, Владимир Александрович Энгельгардт все о них знает". И я пошел к Энгельгардту рассказывать об этих опытах. К этому времени уже прошло 5 лет. 5 лет спустя, когда я каждый день смотрел – да в чем же это дело?


И отверг все тривиальные мысли – что это там температура какая-нибудь скачет, что концентрации неодинаковы, пробирки из разного стекла, пипетки неодинаковы, растворы неоднородны? Нет, нет, нет, нет. Я не виноват. Никто не виноват, а скачет, и дает такие дискретные картинки. Что это значит? Это значение более вероятно, чем промежуточное. Какое-то квантование странное.
Я пришел к Владимиру Александровичу, был семинар, и он мне дал мудрый совет. Знаете, он сказал – не делайте так много проб, и этого не будет. Это все, что я получил от высокочтимого любимого учителя. И я не стал его больше мучить.


Когда эти картинки стали систематически набираться. Год за годом, месяц за месяцем, я сделал очень большой доклад, это было, страшно сказать, я знаю точную дату, 27 марта 1957 года. И тогда реакция участников семинара была... что это удивительное дело. Но когда я ушел с этого семинара, сказали: "Какой был студент!... Ведь он сошел с ума". И клеймо, что человек, который обращает внимание на случайные картинки – ну, конечно, ненормальный. И со мной стали обращаться осторожно...


Я продолжал заниматься радиоактивностью и биохимией. Но публиковать ничего не мог. Ни одна строчка не вышла бы в печати, если бы не Сергей Евгеньевич Северин, который не поддерживал мнения, что я сошел с ума... Он считал, что все в порядке, можно публиковать.
Так вот, прошло много лет. Каждый день или почти, как только мог, ставился опыт. И постепенно у меня накопилось множество типов картинок. А опыты очень тяжелые. Это ведь кому рассказать – я, например, делал 250 одинаковых измерений скорости биохимической и химической реакции с сосредоточенностью совершено железной. У меня было две замечательных сотрудницы. Я имел возможность в лаборатории просить их о помощи. 25 лет с 8.00, с 15-секундным интервалом, 250 измерений до соответственно там 10 часов. 25 лет с утра, не поднимая головы. Мы накопили множество картинок. И это была химия. Я защитил докторскую диссертацию на тему "Особые свойства белков, в которых есть такие картинки". И все меня слушали, и защита была долгой, тяжелой, но успешной. И я думал... о свойстве белков.


Это в 70-м году была защита. Я получил диплом и стал профессором, и все как будто бы хорошо, когда через несколько лет стало ясно, что это все не имеет отношения только к белкам.
Кратко говоря. Это явление свойственно любым измерениям на Земле! Вообще любым. А моя специальность – это я говорю для критиков на всякий случай: радиоактивность. Я был и остался профессионалом измерений радиоактивности. Я считал, что все эти аномалии совершенно не имеют отношения к измерениям радиоактивности. Ну, радиоактивность – там же все ясно. Там распределение Пуассона... После Резерфорда и прочих великих мы там все знаем, и делать там нечего.


И уже будучи много лет профессором физического факультета, я просил дипломницу Таню прийти на автоматах померить радиоактивность для контроля, чтобы не было этого явления. Я же знаю, что там ничего нет. Она мне принесла результаты измерений. Это был 79-й год. Принесла распечатки, я нарисовал детальную картину распределений – и мне стало нехорошо. Меня поймут те, кто занимается наукой, – стало тошно. Картинка была в точности такой – в Москве измерили – как у меня в Пущино за 100 километров с химией. Там был химический опыт, а тут радиоактивный. Что такое тошно – это значит, нет сил работать. Мыслей нету. И я прекратил эту работу. И я выдержал прекращение почти год. Не мог приступить. В декабре 80-го года, надо было преодолеть это состояние.


И мой любимый коллега, бывший студент, Вадим Иванович Брусков, нехотя, понимая, что это чушь, взял два счетчика, два автомата, измеряющие без человека, взял два одинаковых препарата, и померил по 250 раз каждый. Нарисовали две картинки – нам вдвоем стало тошно на этот раз. Вадим Иванович сказал – этого не может быть, они похожи. А это же независимые процессы. Радиоактивность – это классический случайный процесс. Когда хотят получить случайный процесс, делают или теперь на компьютерах, генераторы случайных чисел, или радиоактивность. И вот с 80-го года 22 года ежедневно я теперь занимаюсь радиоактивностью. Это же моя специальность. Я же знал, что там этого нет. А там все это есть.


Так вот тезис – в любых процессах мы за эти годы посмотрели химию, ну, биохимию сначала. Движение частиц в электрическом поле, магнитные явления. Все виды радиоактивности, альфа и бета, совершенно разные, сильные взаимодействия, электро-слабые взаимодействия. И всюду одно и то же. И стало еще раз тошно. Это всякий раз кризис в сознании.

Дело в том, что, например, радиоактивность, альфа-распад отличается от диапазона энергий, от какой-нибудь химии на 30 порядков. Это невообразимо! А когда мы потом смотрели результаты измерений, проведенных в лаборатории Валентина Николаевича Руденко, измерения шумов в гравитационной антенне, там 40 порядков различий. Это шумы, совершенно ничтожные. А распределение амплитуд вот такое же хитрое. Очень сложный набор фигур. Разнообразный. Это я тут нарисовал две одинаковых. Там целую коллекцию можно составить типа иероглифов, коллекцию реализуемых фигур.


Можно было подумать, что это разные состояния. Нет, это состояния, все укладываемые в одно нормальное распределение. Это не могут быть вероятности распада. Не так, что есть атомы такие и сякие. Это все однородно. Это что-то другое.


Итак, тезис – в любых процессах физика абсолютно разная, ничего общего между процессами нет, а картинки одинаковые. Следующий этап в этих работах – берем два счетчика. Мы с них начали. Один счетчик в одном здании института, другой – в другом. Получаются похожие картинки с высокой вероятностью. Это не значит, что каждая картинка похожа. Но если перебрать сотню таких и сотню таких, окажется, что синхронно, в одно и то же время (вот теперь время пошло) у них одинаковые картинки. Дальше понятно. Мои друзья в инженерно-физическом институте, в МИФИ меряют альфа-радиоактивность в Москве. Мы в 120 километрах в Пущино меряем что-нибудь другое – химию или бета-активность. Получаем картинки на расстоянии 100 километрах синхронно. Потом только дошло, что мы на одном меридиане – и поэтому так. Начали разъезжаться – Ленинград, Москва, Пущино; Томск, Пущино. И всюду находим похожие вещи, но с Томском плохо, потому что это далеко. И вывод – на одном и том же меридиане с высокой вероятностью в совершенно независимых процессах получается картинки, я могу потом показать, здесь очень трудно показывать эксперимент. Да у меня все опубликовано в статьях, они регулярно выходят, кому захочется – прочтут. Итак, от природы процесс не зависит. Синхронно в независимых измерениях процессов разной природы получаются сходные распределения.


И следующий шаг: определение, какой интервал времени разделяет наиболее вероятные картинки. Теперь по оси абсцисс интервал по времени, а здесь сколько раз встречались сходные картинки. И картинка выглядит вот так. Наиболее вероятно, чаще всего встречаются сходные картины в ближайших соседних интервалах времени. Это называется в нашей лаборатории "эффект ближней зоны". Потом вероятность получения сходных распределений падает, но проходит какое-то время – и критический момент – через сутки, вот здесь через 24 часа, вероятность повторного появления сходных распределений снова растет, Это – суточный ход – это было поразительно, это значит, что синхронно с вращением Земли что-то происходит. Больше не на что свалить – сутки. Ну, нормальные экспериментаторы скажут – сутки, человеческая деятельность. Нет. Это радиоактивность. Это автомат. Здесь нет никакой зависимости ни от температуры, давления, влажности, никаких мыслимых артефактов. Вообще на радиоактивность нельзя повлиять. Ни одним земным способом на нее повлиять нельзя. Я бы на белках там или на химии что-нибудь мог придумать. Тупой счетчик выдает суточный ход. И отсюда мысль- первая мысль: Земля... она вращается вокруг своей оси. И по мере того, как наша лаборатория вдвигается под данную картину окружающего нас неба... Мне нравится понятие – хрустальный свод небес. Повернули под эту звездную картину или... солнечную, лунную – и проявляется такая картинка. Отсюда следовал вывод – если так, то в других местах, на других меридианах появится с высокой вероятностью такая картинка, когда Земля повернется на то же самое местное время.


Этот опыт был встречен, естественно, так же, как и все предыдущие опыты, с сильным недоверием.
А мы видели, что с высокой вероятностью сходные гистограммы в разных географических пунктах появляются в одно и то же местное время.


Об этом рассказали замечательному человеку, директору Макс-Планк Института по аэрономии лорду и профессору Аксфорду. Он приехал в Пущино. Слушал. И молчал. Меня это очень смущало. Он сказал, это так интересно, давайте сделаем опыт – измерения радиоактивности в Пущино и в Линдау (Германия, там расположен этот институт). Между нами около 2 тысяч километров и более 2 часов разницы местного, долготного времени. В Линдау поехали Татьяна Александровна и Константин Игоревич Зенченко. Они выдержали там бурное обсуждение на семинаре. Им помог профессор Аксфорд. А опыт получился – с точностью до нескольких минут синхронно по местному времени при измерениях разной природы с высокой вероятностью получались гистограммы сходной формы.
Я еще не успел об этом толком рассказать, как мои друзья Владимир Леонидович Воейков, который был у вас здесь, и Лев Владимирович Белоусов, работая совсем по своим темам, один в Германии около Дюссельдорфа, а другой в Москве, поставили по моей просьбе замечательный опыт.
С точностью до полутора минут по местному времени одна и та же картина ... Наблюдается это на огромных расстояниях. Но наш рекорд – Соединенные Штаты – Пущино. 8-часовая разница, с точностью до минуты.


Вывод: в самом деле, по мере вращения земли получается одна и та же картина. Ну, что же это такое? И что это может быть? Процессы любой природы ... связаны с вращением Земли. А Земля ведь не только вокруг своей оси, она же еще движется вокруг Солнца.


Можем посмотреть сходство через годы. Это тоже не для слабонервных. Вы смотрите через год, в тот же день, в тот же час – и находите такую же картину. Речь идет не об отдельных гистограммах, о вероятности появления сходных гистограмм. Для этого приходится сравнивать между собой десятки тысяч картинок – гистограмм. Иначе накапливается материал, и его уже не обработать.
Ну, я понимаю, что скажут слушатели и зрители, а на что компьютеры. Они хуже глаза. Все равно приходится проверять глазом. И тогда оказывается, что повторяется картинка через год и через шесть лет. С искажениями некоторыми. Значит, в самом деле, та окружающая обстановка, взаиморасположение Луны вокруг Солнца и прочих небесных тел определяют эту картинку. Что же это такое?


В каждый данный момент, заметьте в данный момент, в данной пространственной точке, значит, в четырехмерном пространстве-времени, с высокой вероятностью соединяются влияния разных космических тел так, что получается одна из этих картинок. Мы различаем, примерно, двадцать разных картинок. Я их потом покажу, если успею.


Ну, что за картинки. Дело вот в чем. Такие узкие линии, вот какие здесь, не могут быть вероятностными. Я для физиков просто начну. В "Пуассоне" плюс минус корень из "N".Там не может быть узких линий. Только интерференция волновых процессов дает узкие картинки. Пусть меня не спрашивают теоретики, это их дело, какие волны интерферируют. Я боюсь их, потому что они начнут дискуссию по природе волн между собой, а теоретики устроены так замечательно, что они и "про" и "контра", равно теоретически обоснуют.


Я не смею влезать в область, где я не компетентен. Задача нашей кампании, нас очень мало, нас пятеро, ну шесть, может быть, сказать, что это правда. И мы это сказали. Это правда. А дальше это означает, что вращение Земли вокруг своей оси, ее движение по околосолнечной орбите – это движение не гладкое, это движение по булыжной мостовой. Мы трясемся в силу гравитационной неоднородности мира. И никому это в голову не приходило, потому что мы внутри же мира трясемся, мы же вместе с ним трясемся. Это кажется парадоксом, как можно, находясь внутри мира, видеть эту "неровность", будет понятно дальше. В механике Даламбер и прочие великие люди говорили в аналогичных случаях, что это невозможно. Возможно, если пользоваться разными по чувствительности приборами.

 Я время могу мерить с точностью до шестого знака кварцем. А в химии у меня измерения с точностью до второго – третьего знака, поэтому скорости химических процессов можно с высокой точностью мерить другими процессами, в которых также происходят флуктуации, но в других знаках. В кварце, которым мы измеряем время, все есть только в шестом знаке. А тут во втором. Поэтому прибором с более далекой областью флюктуации я могу мерить явление с близкой, более крупномасштабной областью флуктуаций. И в этом смысле в биохимии самые большие разбросы. Я еще с гордостью могу сказать. Обычно физики измывались над биологами, говоря, что биология – это работа плохими приборами на плохих объектах.

 А химия, ну это работа на плохих объектах хорошими приборами. А физика – это работа на хороших объектах хорошими приборами. Вранье все. Биология имеет самые интересные объекты. Там такие усилители внутри, что у нас все это размыто колоссально. В химии чуть меньше усилителей, а в кварце только в шестом знаке. А квантовые генераторы, которые меряют самые лучшие, в десятом знаке. Ну а картинки одинаковые. Мы это все показали. Во всех диапазонах, как только в долях, не в абсолютном, значит, а в долях разбирался результат. Посмотрим, картинки одинаковые. Вот я на самом деле почти все сказал. Это означает, что мы имеем дело с флуктуациями пространства-времени, связанные с гравитационной неоднородности, воспроизводимой, пока мы не очень далеко уехали.

 Пока мы еще в той же, так сказать, точке в галактике. И есть замечательное движение. У нас сейчас одно другого захватывающее очень интересные движения. Например, вот восходит солнце. Резко меняется ситуация. Восход солнца мы отмечаем по картинкам. Но луна же восходит. И луна свое имеет. У них разные партии. Луна побеждает солнце. И это признак того, что гравитация, скорее всего, так сказать, здесь первенствует. Есть гистограммы соединенных действий Луны и Солнца. И на это накладывается еще звездное небо.

 На протяжении 2000 года, с утра до ночи, я сравнивал гистограммы, построенные менее чем за 16 секунд каждая – детализировал суточный ход. Оказалось, что период не 24 часа – солнечные сутки, а 23 часа 56 минут – это звездные сутки. Значит, важна в каждый данный момент картина звездного неба.


Вероятность случайно получить такой результат чрезвычайно мала. Кроме звездных суток, есть еще годичный период. Есть еще удивительный период, который так радует астрофизиков – 27 суток. 27-суточный период, там масса в солнечной системе процессов. Есть еще масса деталей. С ними лучше знакомиться по опубликованным трудам нашей лаборатории.


Но я должен сказать о жизни науки. Сил у нас нет. Нас мало. Мы из последних сил это делаем и ждем, когда вслед за нами, к сожалению, вслед за нами, звучит иногда излишне эпически, придут другие. Как долго это ждать? И будем ли мы еще в это время? Или только вслед после, скорее всего после. Потому что незыблемо печально элегическое высказывание Макса Планка. Знаете, он говорил так: никогда новые вещи не воспринимаются современниками. Вообще никогда. А просто умирают авторы, а следующим поколениям неясны причины споров. Что же они спорили. Я думаю, что для меня это более правдоподобный, как говорят, сценарий. Правда, для моих молодых, если они только выдержат те условия жизни, в которых мы живем, прогноз может быть оптимистичнее. Они еще продолжат это дело.


Мы свою задачу в основном выполнили. Это опубликовано у нас и вот теперь за рубежом. Это встречено соответственно, как и полагается отличникам, убежденным в своем неполном знании. Я ни разу не отказывал себе в участии в боях, так сказать. И ни разу не был бит публично. Чтобы сдаться на семинаре – этого не было. Зато когда выходит статья, и высокое начальство, академическое, не считает зазорным где-нибудь сказать редактору: да что же вы публикуете, но не мне. Я потом это узнаю.


Я перехожу, собственно, к социальной проблеме нового знания. Новое знание должно проходить трудно, иначе мы наполняем науку воспаленным воображением. Нильс Бор говорил, что идея недостаточно сумасшедшая, чтобы быть верной. Это замечательные слова, но понимать их так, что все сумасшедшие идеи верные, это нарушение логики. Неожиданные вещи, новые концепции – жизнь науки. Они должны подвергаться проверке. Я думаю, мы это испытание выдержали. Никто больше, никто тщательней из известных мне людей не пыхтел и не проверял детали. Очередь теоретиков. Но чтобы те, кто этим занимались, могли делать такие вещи, нужна совсем особая организация науки. Мы не получили на эту работу за все эти годы ни единого гранта. Я каждый год пишу заявки. Я некоторое время даже не получал отказов. Просто как будто нет. Ну, вот наступит время – будут.


Есть такая элегическая, так сказать, картинка. Я очень люблю собрания, посвященные отечественному приоритету. Ставят портрет, там хвойными или прочими ветками его украшают и произносят хорошо одетые, сытые люди, рассказывают, как он там трудился и как что было. Это все очень мило. И я им обещаю, когда будет поставлен потрет, кто-нибудь из моих молодых скажет, а где вы были. Это я не с тем, что, так сказать, это на самом деле так. Нельзя, чтобы аспирант получал стипендию меньше, чем нужно платить за койко-место в общежитии, которое к тому же мало пригодно для жилья. Нельзя. Нельзя, чтобы молодые люди жили без жилья неизвестно где. Тратили бы лучшие силы молодости на голодное неустроенное существование. Семья, ребенок родился – катастрофа. Тогда они же все уезжают. Из нашей лабораторий семь лучших там, весь средний слой.

 Наша лаборатория в Пущино за почти 39 лет ее существования сделала немало. Двадцать докторов, двадцать профессоров вышло из нее. И около полсотни кандидатов. Где они? Они украшают большую часть Вселенной собой. Ну вот, это положение видно очень остро в Пущинском центре.

 Такой замечательный сделали Пущинский центр. Ну, просто лучшее место на земле, все прекрасно. А как вызывающие умиление институты и голодные молодые люди. Причем, хоть бы академическое начальство это понимало. Сейчас произошло разделение. Пущинский университет сделали, собираем со всей России выпускников, лучших выпускников всех университетов. Я боюсь обидеть. Но это потому, что я плохо знаю иностранный язык. Мне вспоминается, что по-французски голубь – это "пижон". Вот эти голуби, которые нас окружают, для них провинциальный вуз уже настолько плох, что Академия наук восстает против Пущинского университета, сама его призвав к себе. Я думаю, что это вот не место здесь, но когда-то нужно что-то с этим делать. Государство погибнет. Мы уже на грани. И если уже последние молодые люди уедут, а нам 70-летним, 65-летним, наш возраст, вот-вот еще и сколько-то протянем, никакая страна жить не может.

 И тут никакая Академия наук с этим не справится. Во-первых, она не все нашего возраста, и там даже специально есть вице-президент по работе с молодежью. Хороший человек, но что он может сделать. Что он может сделать, когда даже вот профессор Московского университета, к числу которых я принадлежу. Я еду в автобусе и вижу объявление. Требуются кондукторы. Минимальная зарплата четыре с половиной тысячи. Это больше, чем зарплата профессора Московского университета. Это бесполезно. Тут ни Президент Путин, никто и ничего сделать не могут. Это какая-то вязкая среда. В войну так не было. Деньги сейчас на такую зарплату дают. Жить на нее нормально нельзя. Но ведь мы не можем купить ни одного прибора. Мы дошли до состояния, когда нам наши бывшие сотрудники присылают, что могут, из-за границы. Я не буду эту тему трогать. Я хочу сказать, что, может быть, это свойство российской науки. Жить в нищете и делать оригинальные работы. Мы этим очень гордимся. Такие оригинальные люди. Ну, я больше на эту тему не буду.


Я хочу, тем не менее, сказать, что мы получаем ежедневно колоссальное удовольствие. Это компенсирует все. Я сейчас ставлю опыт, о котором даже не буду рассказывать. Если он удастся, я тогда напрошусь. Это будет такая иллюстрация анизотропии в пространстве-времени, пусть они потом что хотят делают.

 А.Г. Я хочу тут предложить вам вспомнить о том, что это не семинар. Раз. Что у вас здесь нет оппонентов в лице представителей академической науки. Пусть смотрят, это их дело. Я говорю, они могут выключить телевизор. Мы тут ни за что не отвечаем в этом смысле. А все-таки на основании колоссальной работы, которую вы проделали, можете сейчас, дразня их, тех самых теоретиков, о которых вы говорили, сделать какие-то обобщения?

 С.Ш. Могу. Я могу сказать, что странным образом на Землю падают потоки когерентных лучей, связанных с небесными телами. Я боюсь произнести слово "гравитационные волны". Я знаю, что там безразмерный множитель десять в минус двадцатой. И, казалось бы, все. Ну, кто же знает, какие должны быть силы. Потоки отовсюду падают. Каждый момент времени имеет свой облик. Важно ли это. Может быть, нет.


Что делает наука в последние триста лет. Ну, со времен Галилея. Да раньше, конечно. Измеряет. Что измеряет. Для всей нашей научной жизни, к которой я тоже принадлежу, важны три момента – математическое ожидание, средняя квадратичная, ну и еще, значит, асимметрия, эксцесс. Ну, четыре момента. Нам хватает, чтобы коррелировать, поправлять траекторию спутников. Чтоб все делать. Никому нет дела до вот этой картинки. Эта картинка, которую мы полагали ее случайной напрасно. Теперь мы знаем, что она не случайна. Важно это знать? Может быть, нет. Вообще нет. Для человечества, может быть, нет. Кроме тех, кому важно знать состояние мира в данный момент. А важно нам знать состояние мира в данный момент? Боюсь, что да. Боюсь, что да. Я думаю, что мы опустились на самое дно, на самый фундамент космофизических связей Земли.


Поэтому обобщение мое такое. Мы находимся в потоке внешних волновых явлений, не знаю каких, слово "гравитационный" я могу, но больше я ничего не могу придумать, в котором искажается пространство и время. И в этом потоке, может быть, вот эти картинки – это сигналы о состоянии мира и которые полезно было бы нам научиться читать. Я боюсь библейских примеров. Да сейчас человечество, смотрящее телевизор, уже, может быть, забыло, что жил-был такой пророк Даниил. И когда странная рука описала огненные буквы на стене, пирующие прочесть эти слова не могли. Ни пишут ли нам эти сигналы каждый момент, каждую секунду слова о состоянии мира?

 Мы видим портреты времени. И пока не знаем, что с этим делать. И я не знаю. У меня нет знаний, я вижу, читать не умею. Поэтому обобщение такое: мы видим флюктуации четырехмерного пространства-времени, а в какой форме эти флюктуации, волны, все пусть решают теоретики. Я к теоретикам очень хорошо отношусь. Я подавлен их на самом деле уменьем и ожидаю, что кто-нибудь все-таки что-нибудь скажет. Но теоретики – несчастные люди. Они страшно боятся попасть в неловкое положение. Какой-нибудь дурак-экспериментатор их водит за нос, они не могут сами видеть ошибок. И поэтому они пока предпочитают подождать. Я могу им сказать: братцы, не бойтесь. Здесь хорошо все отшлифовано. И хорошо бы дожить до того, что какой-нибудь человек построит настоящую физическую теорию. Не мою, со словами и размахиванием руками, что там это интерференция. А теорию. Но надежд пока мало. Среди стариков-академиков я могу найти еще таких, а молодых просто и нет. Но вот студенты не возьмутся. Но вот, наверное, я свой монолог кончил.

 А.Г. Как-то вы печально подводите опыт, 50-летний итог.

 С.Ш. Итог замечательный. Я уверен в том, что это правда. Ведь я действительно был на грани сдвига. Я считал, что этого не может быть. Да я каждый день должен убеждаться и убеждаться, что все есть. Нет, итог для меня – это не всей жизни итог. У меня написаны книги, там статьей сколько-то там сотен. Ну и все-таки что-то стоит. Доктора и кандидатов, жизнь которых мне близка. Нет. Это цена. Мы не можем примерять судьбу соответственно своим ожиданиям. Я даже думаю, что это, более того, совершенно нельзя.

 А.Г. Было бы чрезвычайно любопытно определить, каким образом силы, описанные вами, влияют не только на результаты измерений, но, собственно, и на поведение социума, биологических видов, человека. Ведь такая связь должна быть?

 С.Ш. Она точно есть, и даже можно себе представить, как она, почему она есть. Потому что наше поведение детерминировано состоянием мозга, мозг, это биохимия, это разделение зарядов, движение ионов калия, натрия, кальция туда, и сюда и так далее, мы там всё рациональная основа поведения, эмоций, массовых. Ведь это Чижевский опять же. Когда Чижевский делал докторскую диссертацию в юном возрасте на тему "Исторические процессы и солнечная активность", он уже всё имел в виду. И поэтому, фактически поэтому его затравили, потом что там не было марксизма – там была просто удивительная корреляция.

 А.Г. Говоря о природе этих волн, о гравитационной природе или какой-либо другой, вы не проверяли семилетние, одиннадцатилетние циклы солнечной активности?

 С.Ш. Проверяли, конечно.

 А.Г. И что?

 С.Ш. Хорошо, когда 50 лет проходит, вы можете мерить. Есть удивительно точный показатель – амплитуда флуктуаций. Есть тонкая структура, и есть ещё амплитуда. На графике – солнечная активность и амплитуда флуктуаций на протяжении 25 лет. По-видимому, активность эта определяет амплитуду. Всё опубликовано, после первых 25 лет опубликовано. А с радиоактивностью это плохо, потому что она мало это чувствует, и именно потому, что на неё ничто не влияет. На другие процессы замечательно. Есть годы, когда работа точная, ну, месяцы там, сезоны. И есть вдруг тот же самый высококлассный экспериментатор, у него приборы начинают ходить вот так вот. Кстати, может быть, и люди в этот момент так же себя ведут, и климат и так далее. Что делают физики, когда у них приборы так ходят? Паяльник, отвёртка, и начинают несколько месяцев его улучшать. И глядишь – улучшили. Время прошло другое. Химики что делают? Очищают реактивы, вдруг вода плохая пошла, ещё чушь какую-то. А проходит сколько-то времени, и все, когда хорошо идёт работа, публикуют статьи. Следующие периоды их опровергают и ищут причины. Репутации авторов гибнут, а мы ходим под космосом, чтобы не сказать под Богом, значит, ходим под влиянием... Но я специально от этого ухожу к самому дну. Теперь только можно подниматься.

 А.Г. Каких бы вы ожидали результатов, если бы измерения проводились, скажем, на международной космической станции?

 С.Ш. Страстно хочу. Страстно. Вот это слово точное, это страсть – запустить на спутник всё. Дело в том, что там совсем другие сутки, у меня не получается. Я давно пытаюсь. Когда сейчас развалился Советский Союз, ещё была надежда раньше, а мне было некогда. Приглашали даже. А сейчас американцы едут в межпланетные станции. Но я надеюсь, что найду... У меня нет сил просто. Остро необходимо, это совершенно точный вопрос. Почему? Там же сутки могут быть 90 минут, если всё правда. Остро необходим такой опыт, пока я его не могу поставить. Но есть надежда. Есть дружеские контакты с работающими в этих сферах.


Нас спасает "человеческий фактор". Я должен сказать спасибо ещё замечательным людям в Институте Арктики и Антарктики. Эдуард Степанович Горшков, Олег Александрович Трошичев, Сергей Николаевич Шаповалов – это люди, которые в Антарктиде проводят измерения, в Арктике, всюду. У нас, в сотрудничестве с ними, получены важные результаты по измерениям на расстояниях, на разных широтах, на разных долготах. Я не могу всё рассказывать в одном рассказе, но просто прекрасно, что мы ещё можем сотрудничать на фоне полного бескорыстия.

 А.Г. Вот ещё у меня какой вопрос возник. Лунные и солнечные затмения каким образом влияют на результаты измерений?

 С.Ш. Вы по больному спрашиваете. Дело в том, что мы одно солнечное затмение прозевали, просто поехали, поставили, и у нас поломался прибор. Но есть замечательный феномен, могу только вам сказать в виде анонса, который захватывающе интересен. Что такое затмение? Затмение – это когда между Солнцем и Землей заслонка Луны проходит. Так вот, каждое новолуние имитирует затмение. У меня с собой пачка таких материалов, я бы, ну если бы был, так сказать, возбужден сильно, я бы показал всё, но не покажу. В момент новолуния по всей Земле, от Арктики до Антарктики, проходит одна и та же картинка, это потрясающая вещь. Расстояние – 12 тысяч километров, измерение в Антарктике, в Арктике и в Пущино с точностью до нескольких минут одна картинка. Я сейчас послал это в очень солидный журнал, и, конечно, получу отказ, в немецкий журнал теоретический "Аналы дер физик", самый благородный журнал. Всё равно, я это опубликую на русском. Но я вообще странный, я же старый. Поэтому мне неприятно писать по-английски. Вот ничего не могу сделать. Мне хочется писать по-русски. Это совершенно может звучать сермяжно, о квасе и лимонаде рассуждать. Мне нравится свободно излагать свои мысли на близком мне языке, чем вымучивать языковые формулы.

 Телезритель. Здравствуйте. С учетом только что сказанного, Симон Эльевич, может быть, уже можно было бы попытаться вывести какие-то коэффициенты, которые включали бы в себя и учёт солнечных и лунных циклов, и местные геомагнитные условия тоже? Вы знаете, разумеется, иммунно-ферментный анализ и все прочие подобные вещи, и эти флуктуации там от года к году присутствовали. У нас тоже не было ни сил, ни молодежи, и я не молод. Но тем не менее, то, что вы говорите, это, мне кажется, актуально уже на уровне замеров и выведения коэффициентов с учетом поправок.

 С.Ш. У нас абсолютно количественная работа. Мы оцениваем с высокой точностью интервалы между сходными картинками. Ошибки там идут в диапазоне 10 в минус седьмой, минус двенадцатой степени, это точные количественные оценки. А вы, по-видимому, говорите о корреляциях состояний. С магнитными полями – не получается, с фазами Луны – кажется, получается. Но я не знаю этого. Мне все чаще придется говорить "не знаю".


Был такой любимый мной философ, правда, я его знаю мало, Николай Кузанский, католический кардинал. Он ввел в науку – вслед за Сократом – понятие "истинного незнания". Он написал книгу об истинном незнании. Я вошел в области истинного незнания дальше многих. Пока не сделано – я боюсь утверждений. Так все поворачивается неожиданно.


Есть Борис Михайлович Владимирский в Крымской обсерватории – гордость когда-то Советского Союза – у которого много есть на эту тему...

 Телезритель. Какие вы видите перспективы своей работы для современной науки? Какие результаты практические можно получить, используя ваши труды?

 С.Ш. Практические – не знаю. Я думаю, что для практики – ни к чему моя работа. Кто делает обычные измерения, тому тонкую структуру не надо знать. Средний, среднеквадратичный и еще два момента – и хватит. Человечеству для большинства работ хватит. А много ли людей, которым надо знать состояние мира? Я думаю, несколько человек на земле.

 А.Г. А удавалось в гистограммах отмечать какие-нибудь геотектонические события? Есть такая корреляция?

 С.Ш. Это надо делать. У нас есть энтузиасты, а я не могу этого делать. Это все то же истинное незнание. А кажется очень много.

 Дело вот в чем. Магнитуды землетрясений на столько грубы, ну, 9, а мне надо хотя бы трехзначные числа. Для анализа мне нужна тонкая и аккуратная работа. Это они не делают, это очень странно. И вообще вся область биофизики такой – вся впереди, нет сил. И есть контакт с Институтом физики земли, и мои высокочтимые коллеги там, но сами-то они делать не будут. Кормили бы аспирантов. Просто бы делали бы стипендии, чтобы они могли жить. Но грант называется, хотя бы они могли, ну, просто не подрабатывать круглые сутки уроками и чем-то еще. И молодые люди, и среднего возраста не могут так жить. А здесь я могу... я себе могу позволить, мне что? – в двух местах профессор, я могу себе позволить сидеть все остальное время у компьютера и смотреть. Они должны искать деньги.

 А.Г. Вот мы договорились с вами до любимой темы очень многих, кто приходит в эту студию – это будущее науки, каким оно видится в ХХI веке. И здесь, поскольку происходит очевидный разрыв между поколениями...

 С.Ш. Ужасный! Я боюсь, что уже почти необратимый. Ну вот еще год-два, мы умираем, мы все время кого-нибудь хороним. Это просто ужасно! Ну, поколение...

 А.Г. Все это означает разрыв и в традиции, и в школе.

 С.Ш. Он необратим уже, может быть, я уже думаю, что, может быть, уже необратим. Ну, не знаю. Нет, ну, правда, я сегодня принимал экзамен. У меня сегодня были замечательные студенты физфака.

 А.Г. Как вы сами прогнозируете, какое количество?

 С.Ш. Уедут. Вот те 8, которые меня сегодня восхитили, из 20, уедут.

 А.Г. Вот смотрите, они уедут. Вы выпустите еще 8, еще 10...

 С.Ш. А потом некому будет выпускать.

 А.Г. Некому будет выпускать?

 С.Ш. Кафедра наша держится, кафедра биофизики физического факультета держится.

 А.Г. Это не самая большая проблема. Самая большая проблема, что рано или поздно на Западе, куда они едут, тоже насытится рынок.

 С.Ш. Не только насытится. Еще знаете, что жалко: они же увозят все, что мы накопили, не потому что мне надо прекратить "утечку". Это все вранье. Это не утечка, это на сохранение. Но вот выступал человек и говорил сейчас, реакция Белоусова. Борис Павлович Белоусов и аспирант Жаботинский. Он же, Толя Жаботинский, уже больше 10 лет там. И он там тихо где-то работает, свою же реакцию изучает. Ну что это такое?! А здесь у нас... реактивов даже нет на эту реакцию. Мы столько лет ею занимались. Мы заложили все основы, на нашей базе возникла наука синергетика. В нашем институте. Наш директор Иваницкий и все, кто к этому имеет отношение, это все люди, Молчанов..., любящие дифференциальные уравнения. Наука возникла у нас, первый конгресс был у нас. Где сейчас? Кто? Кто в Ницце, кто в Дании, в Штатах большая часть. Мы... Ну, сколько можно? Сколько можно из одного источника брать принципиальные постановки вопросов? Поэтому американцы и прочие это вообще не могут, они "сшибают гранты" в рыночном ажиотаже. А позволить, как мне... Подумайте, какое государство было?! Так ведь, другой... Я 50 лет занимался конечно всем, я платил преподаванием за свободу. Но ведь меня же никто не выгнал с работы?! Правда, я старался не афишировать свои занятия, но все равно все знали, что вот там работы идут, а он все делает одно и то же.

 А.Г. Я не буду вас призывать быть более оптимистичным после всего, что было сегодня сказано здесь. Но давайте все-таки попробуем спрогнозировать. Я слышал такие утверждения, что наука в ХХI веке должна вернуться в кельи, в монастырь, что ученых должно стать меньше в 10 раз, и они должны занимать другую социальную позицию в обществе, чем в ХХ веке? Вы согласны с этим?

 С.Ш. Это зависит от того, какая наука. Наука состоит из двух сортов. Наука пионеров всегда была штучной, всегда единицы и всегда в нищете. Это норма, так и должно, может быть, быть. Туда должны идти люди, которые идут не с тем чтобы стать академиками и вице-президентами.

 А.Г. То есть подвиг по сути дела.

 С.Ш. Подвиги. Обязательно это внутренняя потребность, тут никого не надо звать. Надо только их не убивать. А другая наука – обработка. Я давно, вот книга эта у меня есть, деление на геологов и ювелиров. Некто вычисляет, где должны быть алмазы. Над ними смеются. В Якутской тайге нашел, в Архангельске. Вот еще. Он умирает, его забывают, потом находят, потом кто-то добывает, приносит невзрачные камушки. А потом ювелиры делают прекрасные бриллианты, получают гранты, устраивают праздники. И туда придет, в ресторан, замызганный, грязный, в робе открыватель... Да его туда и не пустят: кто же без галстука и вообще без галстука-бабочки, без смокинга идет в ресторан? Вот и всё. Геологи и ювелиры. Ювелиров должно быть много, им надо делать фабрики. И это настоящее молекулярной биологии сейчас. Вот геном считать. Это отдельная тема, я тут близок к этому по специальности даже. Геном – это фабрика, колоссальная. Мы тут находимся в ужасном состоянии. Мы не сделали там ничего. Весь мир делает геном. Ну и хорошо. Только некому скоро будет понимать, что они там сделали. Ну, еще есть немножко. Нам бы надо было сохранять ювелирную науку и платить им, конечно! Человек, который неправильно делает грани алмазные, ведь его и повесить могли, в средние века. Он причащается, переодевается, молится и делает правильную грань. Это достойно уважения. Но прежде алмазы надо было найти